У страны без собственного гуманитарного пространства нет будущего с точки зрения свободы и независимости

28 мая 2012 года
Сергій Дацюк: У страны без собственного гуманитарного пространства нет будущего с точки зрения свободы и независимости

Сергій Дацюк, философ

Почему гуманитарное пространство так и осталось в Украине пространством раздора?

Если этот вопрос ко мне как философу, то давайте сразу определимся, о чем идет речь. Средства воздействия человека на общество и природу в ХХ веке стали настолько мощными, что сразу же оказались довольно опасными для самого существования человечества. Речь идет не только об оружии, прежде всего ядерном, но и о социальных науках и сопровождаемых ими социальных технологиях, начавших глубоко вмешиваться в структуру и способы функционирования общества.

Гуманитарное содержание выделяется как особое в связи с рефлексией, произошедшей во второй половине ХХ века — возникла некоторая общечеловеческая позиция, где все человечество существует совместно, сообща, независимо от идеологических, политических, культурных, экономических и социальных различий и разногласий.

Причем если гуманизм являлся идеологией, имеющей большую историческую традицию, и означающий ориентацию на человечность (доброжелательность и сочувствие беспристрастно ко всем людям), то гуманитарианизм (в англо-американской традиции именно так) означает предпочтение некоторой универсальной совместной позиции по отношению к другим частным позициям в различных областях жизнедеятельности человека.

Именно поэтому гуманитарная позиция является как бы универсальной надпозицией к государствам, партиям, корпорациям и отдельным индивидам в их повседневной деятельности. Гуманитарное содержание не является повседневным, оно является особым измерением человеческой универсальности, данным ему в духовном и интеллектуальном измерении, немного меньше в нравственном измерении, поскольку нравственность может быть разная у разных народов и в разное время. Еще меньше в культурном и общественном измерениях, где вообще реализуется разнообразие норм.

Такой подход повлиял на то, что науки были строго размежеваны на естественные и гуманитарные, где общественные науки оказываются лишь в основном пересекающимися с гуманитарными, но содержащими также и негуманитарные аспекты. Например, технологии убийства и манипуляций изучаются в общественных науках, но не относятся к гуманитарному знанию, поскольку не отвечают критериям перспективной положительной совместности человечества.

Гуманитарность имеет универсальный позиционный характер, она возможна из некоторой рефлексивной позиции. К выходу на эту позицию способны далеко не все — не только не все страны, но даже не все ученые и философы. Большинство субъектов осмысляют современную жизнь из идеологических позиций — будь-то внутринаучная, социальная, политическая, экономическая или культурная идеологии. Гуманитарность начинается там, где мы отказываемся от любых идеологий, как научных, так и ненаучных, и начинаем размышлять о человечестве перед лицом мира, бесконечности и вечности.

К началу XXI века оказалось, что поскольку лишь некоторая национальная культура оказывается способной выйти на эту гуманитарную позицию, постольку она сохраняет свою конкурентность среди других культур. Если национальная культура не в состоянии обрести собственное независимое и развивающееся гуманитарное пространство, она становится реакционной, погрязает в конфликтах по поводу своей истории, языка, религиозных разногласий без всякой перспективы выйти из этих конфликтов самостоятельно. При этом такая культура проигрывает в культурной конкуренции другим национальным культурам и оказывается объектом их гуманитарной экспансии.

Только теперь можно ответить на вопрос о раздоре в гуманитарном пространстве нашей страны. Украина в лице правящего класса политиков и бизнесменов оказалась не готова как к гуманитарным вызовам своего перехода к либерально-демократическому обществу, так и к проблемам самой либеральной демократии, которые к этому времени уже обнаружились в мире. Украина не сформировала собственное гуманитарное пространство внутри национальной культуры. Даже если она начнет это делать сейчас, она уже катастрофически опаздывает.

Поэтому, если точно отвечать на этот вопрос, то в Украине отсутствует собственное гуманитарное пространство, она использует чужие гуманитарные пространства — западной и российской культуры. Поскольку же у этих культур разные отношения к гуманитарным перспективам идеологии либеральной демократии, постольку мы и оказались заложниками чужого, заметьте — не ставшего нашим по причине интеллектуальной слабости, конфликта. И участвовать в этом конфликте мы можем лишь становясь на ту или иную сторону нерефлексивно, то есть путем несодержательных скандалов и мелких обвинений друг друга в чем-угодно.

У страны без собственного гуманитарного пространства нет будущего с точки зрения свободы и независимости.


Что может остановить упадок и раскол в украинском обществе, перекраивание исторической памяти, разжигание враждебности на языковой, культурной или религиозной почве?

Когда возникают вопросы истории, языка или религии, проявляется ограниченность нашего массового сознания. Классовое самосознание точно так же ограничено в гуманитарном плане, как и национальное самосознание. И в той, и в другой идентификации возникает проблема: что делать с несознательными — с классово несознательными или с национально несознательными.

Мы предпочитаем думать, что национальное самосознание лучше классового, поскольку национально несознательных мы, по крайней мере, сегодня не репрессируем. Однако репрессии были в прошлом, если посмотреть на историю. Этот инструмент списан ОУН с марксизма подчистую. Установление национального государства на украинской этнической территории предполагалось путем национальной революции и установления диктатуры.

В тот самый момент, когда мы в 90-е годы ХХ века нерефлексивно перешли от классового массового сознания к национальному массовому сознанию, возникло огромное количество проблем понимания — и прежде всего исторического понимания. Эти проблемы решались не путем выхода в общегуманитарную позицию, а путем простой интерполяции классовых подходов на национальное содержание.

Работа украинских интеллектуалов здесь была минимальной, некачественной и противоречивой. Именно отказ украинских интеллектуалов от теоретического осмысления общегуманитарного содержания исторических, языковых и религиозных процессов, увлечение их исключительно теориями национального государства создало сегодняшнюю непростую ситуацию. Эти недоработки особенно заметны в нашем обществе, когда мы начинаем говорить об истории.

Что бы мы ни взяли из недалекого прошлого (ОУН-УПА или Голод-33) мы неизбежно увидим это драматическое столкновение, когда классовую диктатуру в момент своего исторического проявления пытаются интерпретировать с точки зрения национального содержания из будущего (нашего настоящего). В интеллектуальном плане это глупость.

Ведь как бы поступил настоящий украинский интеллектуал в оценке, скажем, голода 1932-1933 года? Он сказал бы, что суть классового государства СССР была такова, что советская власть стремилась уничтожить зажиточных крестьян как чуждый классовый элемент. И поскольку украинские, казахские, белорусские, северокавказские, поволжские, южно-уральские и западносибирские крестьяне были самыми зажиточными, то они и подверглись более всего принудительному голоду. Настоящий интеллектуал помнил бы, что в марксизме проявление какого бы то ни было национализма пресекается интернациональной классовой сущностью. Если бы кто-то в советском правительстве хотя бы попытался заикнуться о применении классовой диктатуры против отдельной нации, его не то что бы не поняли, его бы объявили врагом народа сразу же.

Однако, что мы видим сегодня? Давайте откроем украинскую Википедию и прочитаем о том, что эти голодоморы вошли в историю как Голод в Украине в 1932-1933, Голод на Кубани и Голод в Казахстане 1932-1933. При этом мы предпочитаем обсуждать лишь Голодомор в Украине. Такой интерпретацией мы национально отмежевали голод 1932-1933 годов от голода в СССР, мы разобщили горе многих людей. Мы предпочли выделить свое собственное горе, чтобы горевать о нем отдельно. Целью голода согласно этой статье о Голодоморе в СССР 1932-1933 годов, которая ссылается на соответствующее криминальное дело, рассмотренное в Украине в 2010 году, было подавить национально-освободительное движение в Украине. Так голод в СССР был не только разделен по национальным границам, но и осужден в своем проявлении на отдельно взятой территории как действие против нации.

Что бы сделал настоящий украинский интеллектуал в этом случае? Он бы исходил из общегуманитарного подхода к голоду. Он бы не осуществлял интерпретации истории, могущие затронуть чужое национальное самосознание. Он бы не разделял гуманитарную катастрофу по национальным границам. Он бы искал интерпретации гуманитарной общности разных народов, осуждая негуманитарную классовую сущность СССР.

Проявившаяся в последнее время попытка возвращения к классовой интерпретации социальных процессов является псевдоинтеллектуальной. Прежде всего потому, что классовая структура обществ в мире сильно усложнилась. Во-первых, появился многочисленный средний класс, ставший основой обществ. Во-вторых, из среднего класса выделился креативный класс, функционально приближающийся к предпринимателям, но ими не являющийся. В третьих, сам класс собственников-капиталистов разделился на предпринимателей (инноваторов) и буржуа, ориентированных на прибыль и потребление. В-четвертых появился слой управленцев (менеджеров), которые, не являясь собственниками, примкнули к классу собственников-капиталистов. В-пятых, потребительство превратилось в мощное идеологическое движение, захватившее и богатых и бедных, и тем самым стирающее идеологическую грань между ними. Все это делает невозможным анализ социального мира с точки зрения классического марксистского классового подхода.

Поэтому на вопрос, что может это все остановить, существует простой и понятный ответ — интеллектуальная работа украинцев, которые не поддаются политической конъюнктуре, влиянию модных теорий национального самосознания, новых левых классовых теорий, выходят на общецивилизационный уровень гуманитарной проблематики. Да это сложно, потому что вокруг украинского интеллектуала полно людей, которые говорят, что теории национального государства и национального самосознания или новые левые идеологии это единственно правильные и вечные теории. Однако без выхода на общегуманитарный уровень интеллектуализма эти проблемы не решить.


Есть ли шансы? Кто должен это делать? Что необходимо, чтобы добиться прорыва в этой сфере?

Уже очевидно, что национальный правящий класс это сделать не в состоянии. Наш правящий класс интеллектуально и тем более духовно слаб. Он не может на равных разговаривать с правящими классами России и Европы.

Поэтому здесь возможны три основных сценария развития событий.

Сценарий первый, самый вероятный. Мы оказываемся жестко включены в гуманитарное пространство России или Европы, постепенно теряем внутренние культурные отличия, окончательно маргинализируем украинский язык, приобретаем навязанные нам гуманитарные установки на историю, не вызывающую конфликтов (этакая гуманитарная история для мирной современности). При этом у нас тогда будет какая-то иная, ненациональная идентичность. Это не самый плохой сценарий, поскольку он предполагает недопущение гуманитарной катастрофы, хотя и ведет к национальной катастрофе.

Сценарий второй, немного меньше вероятный. Кризис либеральной демократии заходит в тупик и порождает общемировые конфликты, в том числе военные. России и Европе не до нас. Мы вместе со всеми оказываемся не только в ситуации гуманитарной катастрофы, но и в ситуации отсутствия общенационального согласия. Поскольку своей мощной интеллектуальной традиции у нас нет, наша ситуация гуманитарной катастрофы оказывается застойной и длительной. При этом мы сохраняем свою фрагментированную национальную идентичность, но с весьма низким уровнем жизни.

Сценарий третий, наименее вероятный. Вдруг происходит чудо, правящий класс начинает инвестировать в интеллектуальные разработки гуманитарных инноваций, направленных на создание принципиально новой идентичности, новой социальной структуры, нового типа экономики и новой политической системы. В страну возвращаются тысячи уехавших из нее интеллектуалов и присоединяются к процессу. В этом случае национальные разногласия отходят на второй или третий план, поскольку появляется новая, более сильная идентичность. При этом мы не идем ни в Россию, ни в Европу. Мы становимся новой страной со своим гуманитарным пространством.

В первом сценарии упадок останавливают внешние силы. Во втором случае упадок является общемировым, и нам не так обидно. А в третьем сценарии упадок мы останавливаем собственными силами, но путем чуда.

Каков субъект выбора между этими сценариями? Очевидно, что сословие интеллектуалов не обладает в нашей стране субъектностью. Массовые проявления интеллектофобии вынуждают тысячи молодых интеллектуалов искать самореализации за рубежом. Представителей правящего класса такая ситуация до недавнего времени устраивала. Однако накапливающиеся в стране проблемы вдруг обнаружили дефицит интеллектуализма и гуманитарного пространства как среды его существования.

В массовом сознании существует предубеждение, что принципиальное изменение в стране может произвести либо пророк (мессия), либо герой-диктатор. Как это ни странно, с обеими версиями этих субъектов мы уже знакомы. Мессия у нас уже был, но плохой. Герой-диктатор у нас есть сейчас, и он еще хуже, чем мессия, так, что даже непонятно, то ли он плохой герой, толи он плохой диктатор. Такое предубеждение — чистое заблуждение. Преобразования происходят лишь усилиями интеллектуалов. Если их нет, то, как у большевиков в песне — «никто не даст нам избавленья, ни Бог, ни царь и ни герой».

В конечном счете, решение о судьбе страны будет принимать правящий класс целиком. Сегодня его стратегия — пустить страну в расход: максимально выкачать из нее ресурсы и кому-нибудь сдать (Европе или России). Однако обнаружилась очень неожиданная для правящего класса вещь — страна без гуманитарного пространства неликвидна. Вдруг оказалось, что гуманитарное пространство очень практичная и имеющая рыночное выражение вещь.

Что делать? Ресурсы выкачали, на воспроизводстве гуманитарного пространства сэкономили, а в таком виде страна как товар никому не нужна. Заработанные деньги быстро съедает кризис. Авторитет правящего класса (а не только действующей власти, как они самонадеянно думают) в мире и внутри страны падает. Поэтому проблема не во власти — проблема в правящем классе целиком. Нужен новый правящий класс, сформированный в гуманитарном пространстве, построенном жертвенным образом.

И кто готов жертвовать? Остатки интеллектуалов готовы — у них выхода нет. Мироеды правящего класса не готовы — они скорее скроются за рубежом с награбленным. Но даже если мироеды останутся, помощи от них не дождешься. По самой своей мироедской сути они не готовы жертвовать. Вот это и есть суть гуманитарной катастрофы. Это и есть та ситуация, в которой нам нужно сделать очень непростой выбор. Шансы позитивного выхода есть, но только путем жертвенной самоотдачи и самоотверженности.

Проект реализуется в рамках благотворительной программы "Культура и образование" ВБФ "Поступ".
Идея и интеллектуальная поддержка проекта осуществляется Центром социальных исследований "София".
Высказанные в статьях и интервью мнения являются авторскими.
При полном или частичном использовании материалов, ссылка на сайт обязательна