Самый большой вызов для человечества это вызов мышления. У мышления нет никакого утилитарного смысла. Без мышления можно выжить, если не случается каких-либо катаклизмов.
Даже кризис не всегда возрождает мышление. Удастся удержать мышление — кризис будет преодолен относительно быстро и превратится в развитие. Не удастся удержать мышление — кризис затянется надолго и превратится в застой и разрушение.
Удержать мышление означает не просто иметь мыслителей, которые наперекор всему мыслят. Удержать мышление означает, прежде всего, удержать его в социо-культурном плане.
Эта статья является послесловием к закрытию КДКД в его нынешнем виде на рефлексивном семинаре по этому поводу, состоявшемся в клубе 7-го июля 2015-го года.
Мышление в широком смысле это всякая мыследеятельность, даже очень примитивная. Однако мышление в узком смысле есть компетенция структурировать реальности и, строя нормы сообразно им, следовать и нарушать их. Существует девять типов мыследеятельности: память, интерпретация, понимание, мышление, рефлексия, контрафлексия, контрарефлексия, медитация, остановка мыследеятельности.
Знать о них не означает владеть ими на уровне мыследеятельностной компетенции.
Память прививают и тренируют в воспитании, школьном и послешкольном институциональном образовании.
Интерпретации обучают в некоторых послешкольных образовательных институтах (но далеко не всех).
Пониманию учат чаще всего в уже специализированных мыслительных движениях и школах, поскольку массовые типы деятельности понимания не требуют. Всепониманию не учат нигде и никого, всепониманию учатся самостоятельно внутри жизненных-эпохальных вызовов.
Отдельным специальным типам мышления учат в некоторых институтах — экспертному, управленческому, политическому, стратегическому, исследовательскому. Менее известные типы мышления осваивают в неинституциональных школах и движениях. Это методологическое мышление (ему учат внутри соответствующих методологических школ, Г.П.Щедровицкий), латеральное мышление (ему учат на тренингах, Эдвард де Боно), философское мышление (ему учат на факультете философии, но учатся лишь внутри трансцендентных вызовов на текстах других философов), ТРИЗ (теория решения изобретательских задач, Генрих Альтшуллер), научное (обследовательское, реже теоретическое исследовательское) мышление (ему не учат в университетах и институтах, ему научаются лишь в исследовательской теоретико-практической деятельности) и т.д.
Рефлексию ставят внутри специальных мыследеятельностных ОДИ — в коллективной проблемной коммуникации. Рефлексия также может быть следствием решения сложных социальных и культурно-цивилизационных проблем. Очень редко рефлексия является индивидуальной способностью.
Контрафлексия и контрарефлексия это исключительно теоретически обоснованные типы мышления, необходимость которых проявляется в очень редких видах социальных практик — когда нужно одновременно сопровождать мышлением (и рефлексией) разные процессы. Ему пока не учат нигде.
Медитация — специфическая практика отрешения мышления от различных реальностей материального мира, чисто духовный процесс, дающий возможность постигнуть пределы материального мира во имя духовного совершенствования. Ему учат внутри соответствующих так называемых восточных традиций.
Остановка мыследеятельности — еще более специфическая практика, являющаяся чисто теоретическим развитием медитации, то есть это попытка выйти за пределы материального мира внутри медитации. Ему тоже учат в восточных традициях.
Мышление является базовым процессом и основной компетенцией мыследеятельности, поскольку именно в мышлении осуществляется различение этих разных типов мыследеятельности, управление ими и переход между ними. Мышление также позволяет осмыслять эффективность каждого типа мыследеятельности. Именно мышление производит новые идеи (при участии понимания и рефлексии). Именно мышление создает новые установки мышления и новые мотивационные наставления. Именно мышление осуществляет сохранение и возобновление как самого себя, так и других типов мыследеятельности.
Здесь уместно процитировать отрывок из моей книги (Момент философии/Сергей Дацюк. — К.: Ника-Центр, 2013. — 280 с.):
«Думание это еще не мышление. Иногда в словаре можно прочитать, что некто есть философ, писатель, мыслитель. Я студентов спрашивал много раз: а почему этот некто мыслитель? На что они неизбежно отвечали: потому что он мыслил. Я задавал следующий вопрос: а вы мыслите? Да — отвечали студенты. Значит вы тоже мыслители? — спрашивал я, чем их озадачивал.
Абсолютное большинство студентов не являются мыслителями. Они — думатели. Некоторые из них думают, что они мыслят. Но они не мыслят, они лишь думают. В лучшем случае их научают думать научно, но и то не всех.
Думание есть функциональная способность сознания разрывно-связно отражать и различать в отдельных проявлениях реальность.
Мышление есть функциональная способность самосознания к разным способам думания. Иными словами, мышление есть способность различать разные реальности (разные нормы думания о реальностях), структурировать реальности (нормировать их), а также сравнивать и соотносить содержания разных реальностей. Мышление есть умение думанием выделять некоторое содержание, создавать внутри него нормативную иерархию и двигаться как внутри такой иерархии, так и вне ее.
Момент философии в своем индивидуальном измерении проявляется через переход от думания к мышлению.
Можно разграничить различные процессы думания-мышления в определенной последовательности происхождения-развития думания-мышления. Дума (разрывно-связное функционирование сознания), мысль как промысел (свободный поиск содержания для мысли), вымысел (воображение в его собственной реальности), домысел (разработка вымысла до его реальности), измышление (заимствование содержания из вымышленной реальности в наличную реальность), размышление (расширение содержания мыслимого), помысел (наброски мысли), замысел (намерение мысли), осмысление (распределение мыслей по различным реальностям), осмысливание (расположение мыслей в определенной реальности), промысливание (исследование мысли в определенной реальности)…»
Мыслить, понимать и рефлексировать обязана элита, работать и обеспечивать элиту материально обязано остальное общество — такова примитивная схема разделения деятельности в обществе.
Социальное мышление происходит в квазиформах массового мышления (Хосе Ортега-и-Гассет) — общество думает пропагандой и рекламой внутри политических и экономических ситуаций и мемами для каждой важной социо-культурной ситуации. Уйти от этого без индивидуального освоения мышления невозможно.
Есть масса людей, уверенных, что если они не смотрят телевизор, то они избавлены от пропаганды, рекламы и ситуационных мемов. Это не так. Если вы даже не смотрите телевизор, то вы вынуждены общаться с теми, кто смотрит, а они массово и с удовольствием транслируют вам пропаганду, рекламу и ситуационные мемы.
Многие люди по своей социально-профессиональной принадлежности так же уверены, что они обладают мышлением: богатые, потому что они обрели богатство; политики, потому что они умеют манипулировать и управлять обществом; ученые, потому что они больше всех знают; эксперты, потому что они лучше всех умеют применять знания; философы, потому что они знакомы со многими общими идеями и концепциями. Однако это не так. Никакая профессия и социальная позиция не гарантирует наличие мышления. Мышление это результат индивидуальной способности к проблематизации, способности принять эти проблемы как индивидуальные вызовы и затратить усилия на то, чтобы совладать с этими вызовами.
Каковы общие признаки наличия мышления у кого-либо? Они весьма просты и могут быть оценены людьми с образованием и жизненным опытом. Это способность противостоять мейнстриму даже в агрессивной среде. Это способность хотя бы иногда в публичной коммуникации не употреблять банальности, мемы и пропагандистские штампы. Это способность не только демонстрировать знания и применять их, но и критически относиться к ним, а также создавать новые знания. Это способность к аргументированному критическому анализу ситуаций, к продумыванию их смыслов и перспектив. Это способность генерировать новые идеи. Это способность порождать новые мыслительные ходы, новые мыслительные установки, новые смыслы, новые мотивации. Это способность создавать и распространять новые идеалы (ценности) для всех.
Мышление всегда интересно. Мышление порождает мотивацию к дальнейшему мышлению. Мышление порождает смыслы, которые подхватываются коммуникацией. Мышление создает перспективы, которые осуществляются. Социальное мышление неизбежно порождает конфликт позиций и новые идеи, взгляды и видения как результат этого конфликта.
Коммуникация, рассчитанная на взаимопонимание (общение), недоговоренности, аллюзии, содержательно пустую многосмысленность, постмодернистское примирение множества истин не удерживает мышление на себе. Подлинное мышление имеет мало общего с постмодернизмом, который предъявил безусловные заслуги в деле обнаружения установок мышления и критики целого ряда модернистских мыслительных идей. Однако проблематизации и нигилистической критики, которую осуществляет постмодернизм, для мышления недостаточно, как недостаточно и многосмысловых метафор. Истина в мышлении сложная, но одна, а множество истин свидетельствует об отказе от мышления.
Для мышления мало указать антиодно и антидругое, смерть того и смерть сего. Мышление также не удовлетворяется играми с языком и будоражащими воображение метафорами. В этом смысле конструктивистские представления «структурное видение» (вместо «ризома»), «контрафлексия» и «контрарефлексия» (вместо «шизоанализ») и «конструктивное (виртуальное) тело» (вместо «тело без органов») порождают мышление намного более интенсивное и перспективное, поскольку несут в себе мыслеформы с концептуальным запасом мыслительной прочности и гибкости.
В современном мире мышление как компетенция имеет многоуровневую защиту от овладения им в массовом порядке. Здесь придумана и разработана масса социальных технологий — переориентация детей с чтения книг на экраны (компьютерные и телевизионные) порождает экранное (клиповое) думание-восприятие, отказ от спонтанных и субъективных экзаменов в пользу тестов, пропаганда потребительских мотиваций как единственного проявления свободы, пропаганда личного лидерства и индивидуальных достижений как следствия удачливости и некоторых правил успеха, а не результата деятельности мышления и т.д.
Те, кто читает и пытается понимать книги, всегда будут управлять теми, кто смотрит в экран, пытаясь лишь воспринимать и интерпретировать, и мало что понимая в безмыслии. В своей лекции «Чтение и мышление» я показывал процесс мышления как, прежде всего, порожденный чтением и поддерживаемый чтением. Клиповая экранная культура построена на умышленном разрывании содержаний, из-за чего сложный смысл не может сформироваться.
Хотя экранная культура и является более сложно структурированной, развивающее чтение с экрана происходит лишь в отношении смысловых единиц. И смысловой единицей для чтения является лишь то, что достаточно сложно устроено, имеет целый ряд многократно связанных указываний и ссылок на различные реальности. Смысловая единица чтения — книга (Интернет-книга), реже — статья, но не веб-страница, не пост, не комментарий.
Восприятие и понимание читающих устроено иначе, нежели восприятие и понимание участвующих исключительно в устной коммуникации или живущих в экранной культуре клипового содержания. Мышление у нечитающих отсутствует вообще — они не в состоянии удерживать большие сложно связные целостности, структурировать эти целостности сообразно разным способам понимания, преобразовывать их под разные задачи, организовывать иные целостности. Советская элита массовой доступностью и стимулированием к чтению и одновременным отказом от мышления при чтении предопределила крушение СССР. Люди в СССР были начитанными, но немыслящими.
Мышление это весьма специфический и опасный для общества процесс. Если все будут обладать компетенцией мышления, массы начнут понимать, что делает элита, ими станет трудно управлять, затраты на манипуляцию возрастут во много раз, а эксплуатировать такую массу станет невозможно. Поэтому мышление во многих обществах мира негласно запрещено или не поощряется.
Массовое мышление (или правильнее, думание) — это страшный сон элиты. Появление социальных сетей по-настоящему напугало мировую элиту. Западная элита имела против этого давно работающие инструменты — высокоуровневое потребительство прекрасно блокирует массовое мышление. Другие элиты в обществах с более низким уровнем потребления вынуждены были придумывать другие подходы. Арабская элита придумала не позволять широкий доступ в Интернет. Китайская элита придумала фильтровать Интернет. Российская элита пошла еще дальше — внедрением массовой агрессивной телепропаганды с блокирующими мышление мемами, блокированием отдельных, направленных на продвижение мышления Интернет-сайтов, разрушением коммуникации в социальных сетях Интернет путем специально нанятого и сориентированного троллинга.
Чтобы избежать негласного запрета на мышление, различные интеллектуальные группы придумали создавать собственные среды коммуникации, которые практикуют мышление, понимание и рефлексию и осуществляют специальные усилия, направленные на удерживание этих практик. Только в таких средах есть возможность установить дистанцию от массового запрета мышления.
Еще до того, как потенциальное мышление может принять на себя какой-либо вызов, само мышление является вызовом. Оно требует предварительного знания о том, что оно существует как нечто отличное от повседневного думания, оно требует внутренних усилий по индивидуальному его использованию и развитию, оно требует внешних усилий по преодолению элитных технологий блокирования и массового сопротивления обывателей в его индивидуальном публичном использовании, оно требует усилий для его коллективно-средового удержания в кризисные периоды в обществе.
Мышление не просто жесткий вызов, то есть вызов не считающийся ни с какими усилиями и затратами ресурсов (времени, организации, финансов, технологий). Мышление также жестокий вызов, ибо иногда для его индивидуального осуществления, публичного практикования и перспективного средового удержания приходится идти на жертвы — самостоятельные индивидуальные жертвы и невольные жертвы тысяч и миллионов бездумных обывателей, которые не готовы принять новые идеи, новые мыслительные установки и новые идеалы.
Вот и сейчас — новая гражданская идентичность, новая сетевая свобода есть, прежде всего, вызовы для мышления. Независимо от игнорирования масс, агрессивного сопротивления закостеневших мировых элит, ситуация выглядит весьма жестко и жестоко — тот, кто совладает с вызовами новой идентичности и нового типа свободы, тот выживет, а кто не совладает, того обстоятельства кризиса и войны ввергнут в депрессию и уныние или убьют насмерть.
Мышление в кризисе и войне спасает мир от погибели. Однако мышление может спасти мир, когда оно есть. Война в бездумном мире просто разрушительна — с огромным откатом назад и отдалением позитивной перспективы. Только удержание мышления как в индивидуальной, так и в средово-групповой практике дает шанс островкам мира на спасение во время кризиса и войны.
Мышление можно удерживать в его реальном действии. Мышление это живой, трепетный и бунтующий процесс. Мышление вообще нельзя хранить. Мышление можно лишь удерживать, ибо пока оно живет, оно рвется вдаль, стремиться ввысь, несется вскачь, рвет все оковы и разрушает все преграды. Еще точнее говоря, за мышление можно лишь держаться, отдавая ему весь разум, согревая его всем сердцем, вовлекая в него всю душу.
С формальной точки зрения в мышлении участвует и память, и восприятие, и воображение. Однако с психологической точки зрения, имеющей широкие экзистенциальные основания, мышление памяти и мышление воображения антагонистически противостоят друг другу. Чтобы акцентуировать себя на одном, нужно отказаться от другого. Диктат общественного думания повелевает — вспоминающий должен отказаться от воображения, а воображающий должен отказаться от памяти. Всякая акцентуация мышления, которая на первом шаге кажется лишь временной, продолжаясь длительное время, ведет к отказу от мышления.
В каждой такой акцентуации мышления, если достаточно развиты социальные институты тренировки мышления (воспитания, образования, публичной коммуникации), мышление превращается в его имитацию. Вроде все, как всегда, — и помним прошлое, и предвосхищаем будущее, а мышления нет. В этом смысле отказ от мышления связан с потерей сомнения, критичности, бунта как основных свойств мышления. Расширим тезис Декарта — где сомнения, критичности и бунта нет, там нет и мышления.
Когда в обществе возникают доминирующие мотивационные наставления сверхзначимых идей, они обязательно приводят к утрате активных мыслительных установок, что неминуемо порождает открытый массовый отказ от мышления в его различных формах — отложенное мышление, имитация мышления, преследование мышления, когда мышление отвергается и изгоняется.
Откладывание мышления на потом — важный признак увядания мышления: «сначала мы возьмем власть, а потом будем думать, что делать», «сначала мы завоюем мир, а потом придумаем для него универсальные смысл и перспективу», то есть в общем виде — «сначала мы получим некоторый ресурс, а потом будем думать, как его применить».
Отложенное мышление это мышление потом, когда-нибудь, не сейчас. Мышление не бывает потом. Мышление бывает только сейчас. Когда не хватает времени для мышления, мышления для времени тоже перестает хватать. Время без мышления становится безвременьем.
Негласный запрет мышления предполагает, что лишь те, кто в роду осваивает мышление или кто попадает в соответствующую узкую среду, где развивают мышление, могут мышление практиковать. Все остальные просто не будут догадываться, что такой процесс как мышление существует и что им можно овладеть, так как для немыслящих компетенция мышления не является различимой, опознаваемой и ценной.
Имитация мышления в условиях отказа от него принимает весьма разнообразные формы. Чаще всего, мышление в естественных науках оказывается разрешено, а мышление в гуманитарных науках открыто запрещено, сильно идеологизировано и жестко контролируется и цензурируется. Однако имитация мышления может также происходить и в естественных науках, которые подменяются технологиями, широкомасштабными проектами, которые так или иначе не касаются фундаментальной науки (ибо уже фундаментальная наука требует мышления). Имитация мышления также принимает формы зомбирующей коммуникации с весьма развитой и разнообразной аргументацией, которая, однако, не терпит никакой критичности и сомнения в некоторых идеологически важных вопросах.
Отказ от мышления страшен невероятной двойной имитацией — бездумное общество имитирует мышление, и мыслящего индивида объявляет потерявшим мышление, разучившимся мыслить. Бездумное общество с огромной энергией устраивает охоту на ведьм, шельмование (инако)мыслящих, цензуру любых попыток критичности, сомнения и бунта в формальных процессах мышления. Иначе говоря, в бездумном обществе мыслящий индивид вынужден имитировать бездумность, аполитичность, невовлеченность в общественные дела и т.д.
Индивидуальное мышление в таком обществе может выжить, лишь будучи изолированным от общества. Однако изолированное от общества мышление чрезвычайно затратно — оно порождает ощущение мыслимой избыточности, бесполезности и бесперспективности. Изоляция индивидуального мышления от общественного безмыслия трудно переживается как бездумным обществом, так и мыслящим индивидом.
В бездумном обществе ценность мышления не просто снижается, она становится отрицательной: бездумно иди за большинством, и все у тебя будет, как у всех, или начни думать, и жизнь твоя превратиться в социальный ад. Так судьба мышления во всякие сложные времена отказа от мышления становится невероятно драматичной и печальной.
Индивидуальное мышление для успешной жизни вовсе не обязательно. Человек во многих жизненных обстоятельствах может использовать стереотипные реакции, шаблоны деятельности, социальные нормы, внешние экспертные оценки и персональные консультации. Такой подход может привести к власти, богатству и даже известности. Однако удержать власть, богатство и известность такой подход не позволит. Кризис — есть экзистенциальный вызов мышления, требующий трансцендентности мышления об ином. Иное не купишь за деньги, не создашь под принуждением, не обнаружишь случайно. Если в ситуации неминуемых кризисов человек не принимает вызов мышления самостоятельно, и внутри появившегося мышления не научается принимать вызовы кризиса, он теряет свой статус.
Индивидуальное мышление это вызов, который иногда стоит не только жизненного комфорта, но и самой жизни. От индивидуального мышления в личном плане можно отказываться, если где-то рядом есть другая мыслящая личность, которая критично отнесется к происходящему, обобщит, осмыслит и оперспективит происходящее. Однако если таких мыслящих личностей становится сначала все меньше, а потом они вообще исчезают (эмигрируют вовне или внутрь себя), то это значит, что мышления в обществе больше не осталось.
С обществом в целом такой подход тоже может сработать — бездумное общество может некоторое время за счет мобилизации всех своих сил сохраняться. Однако за это придется чем-то пожертвовать — демографической катастрофой, потерей территории проживания, пассионарным надломом и т.д. Если Господь хочет наказать человека, он отбирает у него разум, а если Господь хочет наказать общество, он не позволяет ему мыслить самостоятельно.
Как же мыслит общество в целом? Мышление целого общество неизбежно выходит на иной уровень и масштаб мыслимости — цивилизационное мышление. Об этом мы поговорим во второй части — «Потеря и возвращение мышления».