Плох тот солдат...

У украинских политтехнологов и кандидатовв депутаты недостаточно амбиций

Сергей ДАЦЮК

Приближаются выборы, и опять особую актуальность приобретают вопросы: "Каковы мотивы баллотирующихся в депутаты?", а также "В каком состоянии находится украинский рынок стратегического консультирования?" Эти вопросы взаимосвязаны, и ответ на них зависит от того обстоятельства, насколько мы — украинский народ — являемся историческим народом. То есть думаем, говорим и действуем с точки зрения истории.

Мотивы кандидатов в историю

Принятие решения баллотироваться в депутаты и соответственно трата средств на это занятие имеют особое значение для каждого кандидата и напрямую зависят от мотива. Ведь именно мотив есть та побудительная причина, из-за которой сражаются, вкладывают силы, время и деньги в выборы.

Мотив престижа характерен большей частью для людей уже состоявшихся в социальном плане. К их большому бизнесу и хорошо налаженной жизни депутатство нужно как брелок к ключам их Мерседеса. А если их бизнес находится в заоблачной выси, то им необходимо не только депутатство, но и своя фракция. Непрохождение в депутаты для них — не просто свидетельство потери личного престижа, а некое уязвленное чувство тотального самоутверждения, неуверенность в том, что они удачливы во всем. Такие кандидаты вкладывают в выборы избыточные ресурсы, чтобы иметь стопроцентную гарантию. Именно эта часть людей потенциально наиболее предрасположена к реализации больших уникальных социально-культурных проектов, выходящих за пределы избирательной кампании.

Мотив охранительный связан с желанием получить депутатскую неприкосновенность и приобрести политическое влияние, что в нашей стране одно и то же. Этот мотив лишен избыточной энергетики, в него вкладывают столько, сколько можно потратить на безопасность бизнеса. Понятно, что этот мотив очень мало предрасполагает к реализации социально-культурных проектов.

Мотив личного или корпоративного развития связан с желанием повысить свой статус, вырасти в социальном плане, вывести свой бизнес на новый уровень. Этот мотив имеет настолько сильную энергетику, насколько серьезно сам кандидат задумывается о перспективе своего дела (не обязательно бизнеса, иногда просто общественно значимой деятельности). Внутри этого мотива реализуются только те социально-культурные проекты, которые непосредственно связаны с личной или корпоративной деятельностью кандидата.

Мотив патриотический связан с желанием развивать экономику своей страны, выводить ее на мировой уровень путем законодательной деятельности. Он выступает главным мотивом для большинства людей, не являющихся бизнесменами, и вторичным, но не менее важным мотивом для бизнесменов. Этот мотив присущ людям с претензиями политического лидерства, и обычно он порождает трудный выбор — бизнес или политика. Несмотря на всю кажущуюся пафосность этого мотива, он присутствует у людей достаточно часто, хотя обычно они в этом и не сознаются.

Внутри этого мотива реализуются наиболее актуальные социально-культурные проекты. Однако эти проекты оказываются сильно рассредоточенными по многим местам, так как подхватываются многими, и реализуются малыми средствами.

Таким образом, социально-культурные проекты внутри патриотического мотива связаны с потребностью в деятельности многих мозговых центров. Именно такие актуальные социально-культурные проекты занимают основную часть рынка продажи интеллектуальных услуг под избирательные кампании. Но при этом сами мозговые центры продают заказчику не проекты, а именно интеллектуальные услуги, что не позволяет формироваться отдельной уникальной профессии (проектант) и уникальным мозговым центрам (по социально-культурному проектированию). Именно это является главной проблемой продажи интеллектуальных продуктов внутри патриотического мотива их заказчиков.

Мотив исторический отличается от патриотического уровнем притязаний, уровнем вызовов, которые принимает на себя человек. Патриотический мотив связан со служением своей стране здесь и сейчас, получением очевидных и публичных дивидендов еще при жизни кандидата. С историческим мотивом труднее: он связан со способностью человека рассматривать свои действия с точки зрения истории, то есть действовать так, чтобы это имело значение не столько сейчас, сколько в будущем, через промежуток времени, который может быть больше продолжительности жизни. Этим мотивом обладают люди с так называемым историческим сознанием. Они работают без суеты, масштабно, их социально-культурные проекты отличаются глубиной, множеством целей. Их действия, как правило, воспринимаются окружающими с недоверием настолько сильным, насколько сами окружающие не мыслят себя в истории. Такие социально-культурные проекты являются системными, могут иметь наибольшее социальное звучание и быть востребованы наибольший период времени в будущем. Суть исторического мотива применительно к выборам — избирательные проекты должны быть масштабнее не только избирательной кампании, но и времени жизни их заказчика или существования команды, которая будет эти проекты воплощать.

Кандидаты в депутаты должны определиться со своим базовым мотивом и соответственно ему выбрать тип поведения, тип интеллектуальных продуктов (услуги или системные социально-культурные проекты), которые им нужны для выборов.

Конечно, у каждого из кандидатов присутствуют все эти мотивы. Но какой-то один из них при этом все же доминирует. Причем, как показывает практика, исторический мотив не выражен ярко ни у кого. Исторического поведения, как мне кажется, сейчас явно недостает. Ясно одно — избирательные проекты кандидатов должны быть шире и масштабнее избирательной кампании.

Русские идут

В условиях недостатка исторического поведения в украинской политике образцами политической деятельности становятся российские политики. В условиях недостатка исторического подхода к перспективному проектированию политических процессов на украинском рынке интеллектуальных услуг конкуренцию за системные избирательные контракты уже не первый раз выигрывают российские политтехнологи.

Последнее время все сильнее и сильнее звучит предупреждение, уже звучавшее на президентских выборах в 1999 году: русские идут. Русские политтехнологи. Идут сюда. И отбирают предвыборные контракты у бедных украинских политтехнологов. А украинские политтехнологи вместо того, чтобы заключать системные контракты на рынке стратегического консалтинга и конкурировать с русскими политтехнологами хотя бы у себя дома, не говоря уже о России, с обидой анализируют их действия.

Сразу оговорюсь, что я не поклонник российских политтехнологов и рассматриваю их как своих сильных конкурентов, которых хотел бы вытолкнуть с нашего рынка. Чтобы это произошло, нужно не просто много сильных украинских команд, необходим правильно построенный рынок. С другой стороны, патриотический мотив явно не работает в качестве аргумента: дескать, мы, украинские политтехнологи, гораздо больше болеем за Украину, нежели русские политтехнологи. А вот и не факт, потому что реальность пока этого не доказывает. На рынке побеждают технологии, а не патриотические привязанности. Давайте попытаемся понять, почему так происходит, что русские политтехнологи пока побеждают нас в конкурентной борьбе за контракты.

Чем они круче

Во-первых, русские политтехнологи предлагают на украинском политическом рынке не просто мелкие услуги имиджмейкинга и пиара, в том числе черного, как это делают их украинские коллеги, а системные проекты "под ключ". Правила просты. Нужно не ждать заказа, а предлагать, поскольку на рынке стратегического консалтинга только предложение порождает спрос. Нужно предлагать не услуги, а проекты, и не один проект, а систему проектов, которая не просто обслуживает выборы, а выходит за пределы избирательной кампании, то есть перспективную систему проектов.

Во-вторых, у русских политтехнологов сильно развита внутрикорпоративная коммуникация, чего не скажешь об украинских политтехнологах, которые вместе и собраться-то могут редко, не говоря уже о постоянных теоретических семинарах. Для украинских политтехнологов собраться вместе — большая проблема: этот не придет, потому что там будет тот, а тот не придет, потому что мероприятие организовывает конкурирующий клан или партия. А вот в России внутрикорпоративная коммуникация политтехнологов существует независимо от любых политических проектов, в которых они участвуют. Это создает эффект среды, где проекты и контракты рождаются и обсуждаются на уровне более высоком, нежели отдельная партия или клан.

В-третьих, русские политтехнологи зарабатывают прибыль, в то время как большинство украинских политтехнологов ее не зарабатывают, потому что не ставят такой цели. В контрактах на интеллектуальные услуги русские политтехнологи указывают не только себестоимость работ, но и открыто объявляют свою прибыль. Украинские политтехнологи заключают контракты на себестоимость работ. У нас вообще существует порочная практика — указывать небольшой гонорар, большую себестоимость работ, а потом воровать из статей расходов. Когда все нужно делать наоборот: указывать большой гонорар, реальную себестоимость и прибыль, а в процессе выполнения контракта пытаться экономить на себестоимости и возвращать часть денег заказчику.

В-четвертых, русские политтехнологи вкладывают заработанную прибыль в развитие своего интеллектуального производства. Понятно, что предназначение прибыли украинскому заказчику нужно прямо и недвусмысленно объяснять. Но не зарабатывать прибыли нельзя, если мы хотим конкурировать на своем рынке. Интеллектуальное производство — это такое же производство, как и любое другое. Оно нуждается в расширенном воспроизводстве. Прибыль идет на образование молодых людей, которые не могут оплатить высокотехнологичное обучение на рынке коммерческого стратегического консалтинга. Прибыль идет на фундаментальные исследования, спрос на которые на рынке появится только в будущем. Прибыль идет на разработку и освоение новых интеллектуальных технологий.

В-пятых, русские политтехнологи поддерживают развитие своей школы, вербуя и втягивая в нее украинскую молодежь, чего не скажешь об украинских политтехнологах, которые не создают конкурирующие школы и не обучают в них украинскую молодежь, то есть редко работают на рынке образования, на рынке создания школ, поддержания среды для последующей вербовки специалистов в будущие избирательные проекты.

Чем наши хуже

Несистемные контракты, услуги вместо проектов, отсутствие ориентации на получение прибыли, невкладывание ее в развитие своих корпораций и в образование молодой смены свидетельствуют о том, что украинские политтехнологи, стратегические консультанты и эксперты просто выживают, а не живут с учетом исторической перспективы. И дело здесь не просто в пафосе жизни, который-де отсутствует. Просто нет ничего более прагматичного на рынке, чем работа на перспективу. Поскольку если ты этого не делаешь, то это делает твой конкурент, который тебя же со временем с этого рынка и вытесняет.

Очевидно, что нам никак не удастся проигнорировать реальных российских конкурентов, которые уже несколько раз подряд выигрывают конкуренцию за самые крупные проекты в избирательных кампаниях в Украине. Поэтому здесь речь идет не о каких-то абстрактных правилах, которые хорошо бы знать и ими руководствоваться, а о другом: либо мы будем создавать цивилизованный рынок стратегического консультирования, либо за нас это сделают другие, а мы будем у них наемными рабочими.

Мотивы технологов истории

На рынке стратегического консалтинга для консультантов существуют свои мотивы, которые можно разделить на следующие группы.

Крутизна, она же выигрыш в конкуренции с русскими политтехнологами. Этот мотив сегодня выходит на первое место, поскольку русские консультанты вызывают неподдельную озабоченность украинских коллег. Однако этот мотив не может быть ведущим: нельзя конкурировать ради самой конкуренции. Нужно сражаться за что-то другое. Поэтому "крутизна" консультанта состоит в масштабности проектов, которые он предлагает, продает и выполняет. Русских политтехнологов можно понять — они борются за влияние в Украине. Чтобы конкурировать с ними, нам нужно не только отвоевывать монопольные позиции на собственном рынке, но и осваивать российский рынок политических технологий.

Крыша — охранительный мотив, который присутствует в процессе создания корпоративных структур — мозговых центров. Достаточно сильный мотив, в значительной степени определяющий структуру украинских мозговых центров, которая очень сильно коррелирует с политической структурой. В случае предоставления услуг мозговыми центрами диверсифицировать бизнес достаточно просто — нужно получать заказы от разных клиентов. Однако в области стратегического консультирования, связанного с социально-культурным проектированием, только очень немногие мозговые центры позволяют себе диверсифицировать свой бизнес. Одновременная поддержка выполнения проектов для разных политических структур — занятие весьма хлопотное и рискованное. Нам следует научиться вести несколько десятков проектов, имея одновременно два-три системных контракта с разными заказчиками.

Мотив продвижения имени на рынке и корпоративного развития последнее время все больше и больше начинает определять действия украинских мозговых центров. Сегодня уже можно назвать 5—10 мощных центров, которые имеют на рынке имя. При этом многие из них продолжают представлять на рынок очень мало публичных продуктов. Таким образом, для завоевания или поддержания имени консультационной корпорации на рынке необходимо, кроме заключения контрактов, постоянно публиковать результаты каких-либо исследований, актуальные статьи, анализы проектов своих коллег.

При этом отношение к таким корпоративным исследованиям украинских масс-медиа настораживает. Представьте себе, что консультационная корпорация профинансировала из своей прибыли и выполнила какое-либо общественно-важное исследование и приглашает журналистов для сообщения об этом. Такие люди пьют, едят на фуршете, все слушают, уходят и ни слова не сообщают об исследованиях, считая их рекламой. Складывается парадоксальная ситуация — корпорация уже потратила прибыль на то, чтобы осуществить общественно значимое исследование, израсходовала деньги на приглашение журналистов и не может получить паблисити. Поэтому сегодня позиция украинских масс-медиа препятствует развитию фундаментальных исследований, финансируемых из прибыли консультационными корпорациями. Эта позиция должна быть изменена, поскольку она социально ущербна.

Патриотический мотив чаще всего является самым массовым на уровне правил и процедур заказов. При этом патриотический мотив очень часто отождествляется с преданностью партии или клану. У нас принято считать, что, работая на свою партию, мы — патриоты, а работая на чужую, — отступники. Поэтому мозговым центрам приходится самим анализировать перспективы и стратегию государственного развития и каждый раз принимать решение в отношении патриотичности того или иного шага их заказчика. Поэтому у сообщества консультантов должны появиться собственные, обсужденные ими внутри их тусовки представления о патриотизме. Иначе консультанты оказываются в зависимости от мифологических представлений о патриотизме своих клиентов.

Исторический мотив является для мозгового центра единственно возможными рамками патриотизма. Иначе мозговой центр не оправдывает своего названия. Какой смысл пользоваться критериями патриотичности дня сегодняшнего, если многие вокруг это уже делают? В этом нет прорыва, в этом нет интеллектуального усилия, которое составляет суть деятельности мозговых центров. Поэтому исторический мотив для мозгового центра — это то, что позволяет ему, осуществляя интеллектуальный прорыв на рынке, вводить новые критерии патриотичности, перспективы, развития.

Главная проблема надвигающейся избирательной кампании в том, что политтехнологи, как это представляется, опять начнут предлагать услуги на выборы — написание статей и речей выступлений перед электоратом, создание лозунгов для плакатов, опросы и прочее. Большая часть их продукции уйдет в небытие на второй день после выборов. В этом политтехнологи сами не мыслят себя с точки зрения истории и не позволяют своим клиентам выходить на уровень истории. Для истории нужны проекты, которые бы приобретали общественное звучание на уровне всей страны на протяжении достаточно длительного срока.

Поскольку масштабные исследовательские проекты на украинском рынке не предлагаются, они и не заказываются. Масштаб проектов политического влияния для заказчиков сегодня жестко ориентирован на конкретного кандидата, а не на приобретение новых ресурсов, а масштаб большинства кандидатов слишком мелкий. И дело не в отсутствии денег — одни и те же деньги можно потратить на никому не нужные продукты или на проекты, которые будут иметь общественное звучание достаточно длительный срок. Нужны проекты новых сообществ людей, специальным образом образованных и организованных. Нужны проекты новых сред коммуникации (молодежных, досуговых, объединенных по интересам), проекты новых способов коммуникации — исследовательских, образовательных, медийных. Нужны новые медиа-проекты — новый тип теленовостей, новые по типу интернет-проекты. Нужны новые региональные проекты, выводящие на государственный уровень региональных лидеров, региональные ресурсы, региональные организации. Сегодня слабое влияние на государственном уровне оказывают Харьков, Донецк, Одесса, Крым, ряд других регионов.

Избирательная кампания — это такой период, когда рынок интеллектуальных услуг либо получит импульс развития, либо будет частично утрачен для отечественных консультантов. Связано это с процессом приватизации будущего. Мы замечаем приватизацию заводов и труб нашими северными конкурентами. Но все это мелочи по сравнению с приватизацией ими нашего будущего. Следующий единственно возможный шаг развития для нас — начать движение в истории собственной страны. Будущее есть не у всех, потому что многие не живут даже в настоящем. На этих выборах будут сражаться партии прошлого и партии настоящего. Мы должны попытаться вести борьбу за будущее. Мы должны попытаться выйти на исторический уровень.