Наука и конструктивизм

В настоящее время человечество переживает весьма интересный и драматичный период – переход от научной формы общественного сознания к конструктивной его форме. Вместе с тем в энциклопедиях и словарях, в научных книгах и статьях, в публицистической научно-популярной литературе и в самом общественном сознании этот переход очень слабо осознается. Конструктивизм до сих пор рассматривается как просто некоторое, одно из многочисленных, концептуальное направление самой науки. Однако это не так. Конструктивизм это принципиально новое сущностное содержание человеческой цивилизации, которое будет составлять целую эпоху, подобно тому как такие эпохи составляли мифология, религия и наука.

Каждый переход от одной формы общественного сознания к другой в истории человечества был связан с противостоянием разных групп и сообществ, сопровождавшимся кровавой борьбой за утверждение инноваций в представлении людей о мире. При переходе от мифологии к монотеистической религии борьба верующих с язычниками была связана с миссионерским покорением новых географических пространств, и стоила она человечеству многих жертв варварских, как это теперь принято называть, цивилизаций. При переходе от религии к науке борьба верующих с учеными была хотя и менее кровавой, нежели борьба верующих с язычниками, но более публичной и концептуальной. Со стороны верующих сдерживание науки известно как обскурантизм (затемнение). Если верующие называли ученых еретиками, то ученые называли верующих мракобесами. При этом мировые войны за господство тех или иных социальных научно-идеологических концепций уже внутри процесса интеллектуального лидерства науки были намного кровавее, нежели религиозные войны.

Несмотря на имеющийся исторический опыт, борьба науки с конструктивизмом будет не менее драматичной. Она будет возможно менее кровавой, хотя совсем уж крови избежать не удастся. К тому же эта борьба будет связана с периодом стагнации самой науки, осознающей свои пределы и стремящейся продлить свое властвующее над умами людей и авторитетное для государств и корпораций существование. Речь не идет, как это иногда пишут, о конце науки, подобно тому, как появление науки не привело к концу религии. Однако очень скоро, наука потеряет свое интеллектуальное лидерство, которое надолго перейдет к конструктивизму.

В свое время наука пыталась отличать себя от религии тем, что если религия это вера ("верую ибо абсурдно" Тертуллиана), то наука это картезианское сомнение. Пока наука сомневалась, она была намного нравственнее религии. Однако потом в науке случился Кант. Как высоконравственный философ и ученый Кант осуществляет важное различение – он устанавливает основание новой веры – "трансцендентальное единство апперцепции" как объект и отличат от него вещь-в-себе как категорию познавательного сомнения. В этот момент возникает символ научной веры. Это нужно понимать не как метафору, а буквально.

Подобно тому, как обряд крещения в христианской вере предполагает тройное отречение от Сатаны и тройное заявление во всеуслышание о желании сочетаться с Богом, точно так же правоверный ученый в каждом действии исследования и в каждом представлении его результатов должен шаг за шагом демонстрировать веру в объективную действительность и время от времени отрекаться от непознаваемой вещи-в-себе. Вещь-в-себе – это Сатана науки. Отречение от вещи-в-себе и провозглашение веры в объективную действительность есть научный символ веры. Если кто-то думает, что выполнение ритуала многократного подтверждения научного символа веры в институциональной науке является чисто формальным, пусть попробует его не выполнить, например, во время защиты диссертации, и он быстро поймет его содержательный характер.

Что произойдет, если ученый будет выражать сомнение в объективной действительности и объявлять свою приверженность вещи-в-себе? Сегодня его уже не сожгут на костре, может быть, даже не отлучат от науки и не подвергнут остракизму. Просто он станет маргиналом – он не получит финансирования на свои исследования, он потеряет поддержку среди ученых, его перестанут публиковать научные издания. Современное отлучение от научной церкви уже не столь радикальное, как это было во время господства религии, однако оно реально, и вся история науки постоянно это подтверждает.

В свое время Кант заложил четкое размежевание веры в объективную действительность (объект) и веры в необъективную действительность (вещь-в-себе). Отрицание вещи-в-себе, осуществленное Фихте и его последователями, является основанием той масштабной безнравственности, которая теперь повелевает наукой. При этом произошло важное ограничение сомнения науки – сомневаться можно в чем угодно, кроме объекта. И в тот самый момент, когда сомнение ограничивается, наука становится безнравственной.

Это важное обстоятельство отмечал Достоевский: "Недостаточно определять нравственность верностью своим убеждениям. Надо еще беспрерывно возбуждать в себе вопрос: верны ли мои убеждения?... Не признаю ваш тезис, что нравственность есть согласие с внутренними убеждениями. Это лишь честность (русский язык богат), но не нравственность... Живая жизнь от вас улетела, остались одни формулы и категории, а вы этому как будто и рады. Больше дескать спокойствия (лень)... Вы говорите, что нравственно лишь поступать по убеждению. Но откудова же вы это вывели? Я вам прямо не поверю и скажу напротив, что безнравственно поступать по своим убеждениям. И вы, конечно, уж ничем меня не опровергнете".

Чтобы вернуть нравственность в теоретическое постижение, ограниченное наукой до объектности, нужно легитимизировать вещь-в-себе. В авторской работе "Общая транзитология" сказано следующее: "Понятие "вещь-в-себе" Канта так и не было по-настоящему позитивно осмыслено, хотя вещь-в-себе и оказалась весьма эвристичной для последующей философии. Однако до транзитной в своей сути позиции вне пространства и времени, в которой оказался Кант при написании "Критики чистого разума", не смог подняться ни один философ. Ни "абсолютная идея" Гегеля, ни "эпохе" или "допредикативность" Гуссерля, ни "дазайн" Хайдеггера не оказываются по своей мыслительной транзитной позиции так отважно далеко, как позиция Канта в понятии "вещь-в-себе". По большому счету, следующее за "вещью-в-себе" по мыслительной мощи понятие, позволяющее транзитно выходить за пределы представлений о пространстве и времени, это "ризома" Делеза-Гваттари". Однако даже нигилистический номадизм Делеза сегодня не кажется ни мужественным, ни отважным, глядя на последователей Делеза, которые не увидели в нем ничего, кроме простого досужего сомнения в структурности мира, не подхватили и не развили его в мощный концепт.

Нынешний вопрос о вещи-в-себе есть вопрос конструктивной философии, устремленной за пределы объективной действительности. В науке возникает важный мировоззренческий выбор, не имеющий для ученого рационального обоснования, поскольку оказывается вопросом веры: оставаться правоверным ученым (верить в объективную действительность) или становиться авангардистом науки (верить в конструктивную действительность). Однако вопрос веры всегда есть вопрос морали и нравственности. Быть правоверным ученым безнравственно, и нравственный ученый должен сомневаться во всем, и, прежде всего, в своем главном убеждении, что объективная действительность есть единственная реальность. В чем же разница веры в объективную действительность и веры в конструктивную действительность?

Объективная действительность это действительность, где признается допустимость трансцендентального единства мыслимого и воспринимаемого содержания внутри теоретического концепта объекта через тождество объекта самому себе. Конструктивная действительность это действительность, где принципиально допускается размежевание (независимость) мыслимого и воспринимаемого-творимого содержаний, а их трансцендентальное единство достигается не только посредством теоретической конструкции объекта, но также посредством теоретических конструкций процесса и структурного континуума; при этом конструктивно создаваемые объекты, процессы и структурные континуумы не тождественны самим себе, а контрафлексивно различены посредством моделирования соотношений их актуального и виртуального содержаний. Таковы принципиальные основы идейного размежевания ученых и конструктивистов.

В этом смысле можно выделить три типа ученых – авангардистов, правоверных и приспособленцев. Правоверный ученый не просто верит в объективную действительность. Он еще и не допускает никакой иной действительности. То есть, с точки зрения онтологии, правоверный ученый онтологически глуп (не допускает иного – иного для него не существует). Авангардный ученый или авангардист допускает существование иного, но он не считает его достижимым. То есть с точки зрения онтологии, он онтологически умен. Однако, с точки зрения транзитологии, он транзитологически глуп (допускает существование иного, но не считает его достижимым). Таким образом, онтологически умным и транзитологически умным оказывается лишь конструктивист.

Особую касту составляют ученые-приспособленцы. Они недостаточно принципиальны, чтобы быть правоверными, и они недостаточно пассионарны, чтобы становится авангардистами. Они – ремесленники и потребители науки. Они будут ожидать, чем закончится противостояние науки и конструктивизма, и, когда все станет определенным и необратимым, они с удовольствием примутся потреблять конструктивистские институты. Ученые-приспособленцы – неизбежное зло, и они будут активно сопротивляться приходу конструктивизма, как и потом, в момент определенности, очень резко поменяют свою активность с отрицательной на положительную. Ученые-приспособленцы составляют большинство в отсталых в научном плане странах и значительную часть в научно передовых странах, однако в силу их исчезающе малой пассионарности, их позицией в борьбе науки и конструктивизма можно пренебречь. Главными противниками конструктивистов окажутся правоверные ученые.

Как психологически происходит выбор правоверного ученого между наукой и конструктивизмом в научной картине мира? Можно понять такой выбор на двух типах примеров – восприятия ученым конструктивной теории и восприятия факта, который необъясним в научной картине мира.

Когда правоверный ученый сталкивается с конструктивной теорией, он рассматривает ее просто как еще одну безумную теорию, которых в науке уже было множество. А то обстоятельство, что конструктивные теории весьма маргинальны, кажется для него достаточным основанием, чтобы просто ознакомиться с такой теорией, но даже не углубляться в ее детальное изучение. Если же такая теория становится вдруг весьма влиятельной, как это случилось с теорией струн, которая на протяжении нескольких десятилетий непрерывно развивалась и только увеличивала число своих сторонников, в таком случае ученые убеждают государство в необходимости раскошелиться на доказательство Стандартной Модели путем поиска частицы Хиггса. Если бы правоверным ученым не наступали на пятки сторонники теории струн, Большой Адронный Коллайдер не был бы еще очень долго построен – его и так едва успели запустить до кризиса. В этом можно увидеть первую заслугу конструктивистов – они заставили человечество поторопиться с поисками важного ответа в физике для осуществления выбора между наукой и конструктивизмом.

Когда правоверный ученый сталкивается с фактом необъяснимого, например, телекинеза, он требует для начала строгого подтверждения факта. Именно по этой причине многие факты игнорируются на том основания, что не имеют строгого подтверждения. Однако случаи телекинеза строго задокументированы, например, многолетние опыты с Нинель Кулагиной в СССР в 60-70 годы ХХ века.

Когда же правоверный ученый имеет строго задокументированный, но не объяснимый факт, он, как правило, делает три вещи: 1) он не может рационально отрицать факт, так как он установлен и задокументирован, и вынужденно признает наличие факта, но эмоционально он не принимает факт как факт (он есть, но эмоционально неприятен и потому неприемлем); 2) он рассматривает факт как некоторое отклонение (аберрацию) от объективной картины мира и отбрасывает уже не факт, а область исследований, в которой обнаружен факт, как область исследований для себя (то есть он этим не занимается); 3) затем такой правоверный ученый переходит в социальную действительность и требует ограничить (запретить финансирование, лишить признания в ученом сообществе и т.д.) такие эксперименты. Таковы социально-психологические основы возникновения терминаризма (ограничения) в науке.

Из этого ученый и конструктивист делают разные выводы. Правоверный ученый относительно факта телекинеза делает вывод: это ненаучно, а поскольку общество (государство и корпорации) верят в науку, то этими исследованиями нужно заниматься незначительно или не заниматься вообще (не нужно финансировать или финансировать минимально), поскольку они вредны для научной идеологии и с практической точки зрения бесполезны. Конструктивист относительно факта телекинеза делает вывод: это ненаучно, но это принципиально новые возможности, в науке не рассматриваемые, именно потому этим стоит заниматься. Научная идеология для ученого является безусловной ценностью, а для конструктивиста она является ценностью условной. Так социальные пути ученого и конструктивиста расходятся. Именно так наука теряет интеллектуальное лидерство.

Здесь возникает та же мировоззренческая ситуация, в которой в свое время зарождалась наука, борясь с обскурантизмом (затемнением знания) религии. Точно также сейчас конструктивизм пытается бороться с терминаризмом (ограничением знания) науки. Если факты проявления вещей-в-себе в огромном количестве существуют, документируются наукой, но не находят объяснения в рамках ее теорий, то это означает, что ее теории ограничены: они работают внутри традиционных подходов к действительности, но не работают за их пределами.

Человеку свойственно бояться всего необъяснимого и пытаться закрывать на это глаза или искать объяснения в существующей картине мира. Однако подлинный вызов интеллекта состоит не в том, чтобы объяснять объяснимое, а в том, чтобы объяснять необъяснимое. Наука предпочитает объяснять объяснимое. Конструктивизм пытается искать и объяснять необъяснимое, поскольку, с его точки зрения, лишь там содержится зона прорыва и ближайшего развития.

Если наука не может нечто объяснить, и это нечто является исключением, то его можно просто игнорировать. Так долго и происходило. Однако если количество необъяснимых фактов стремительно нарастает, а объяснений внутри науки так и не появляется, то сама сфера научного знания постепенно начинает терять лидерство, авторитет, поддержку общественного мнения и финансовую благосклонность правительств и корпораций. Постепенно на место нового лидера приходит та область представлений, которая может это объяснять – конструктивизм.

Далее предлагается видеофильм "Философия конструктивизма", состоящий из трех частей.

В первой части "Происхождение конструктивизма" показываются истоки конструктивизма – его предшественники, а также основные теоретические представления, из которых он возникает.



Во второй части "Постулаты конструктивизма" изложены основные концептуальные положения конструктивизма, которые рассматриваются не как некоторые научные законы, а как постулируемые конструктивно представления.



В третьей части "Перспективы конструктивизма" делается попытка рассмотреть перспективы науки и связанные с ней перспективы конструктивизма.