Имение дела с иным

10617

Сегодня, 16 ноября отмечается Всемирный день философии. По этому случаю мы публикуем материал нашего постоянного автора, украинского современного философа Сергея Дацюка:

Иное бывает нужно очень редко.

В абсолютном большинстве случаев людям бывает нужно другое, необычное, воображаемое, идеальное, потустороннее, святое и даже божественное.

Очень редко отдельным людям или их общностям бывает нужно иное, чтобы затем превратить его в узнаваемое, знаемое и даже полезное для всех людей.

Однако иное становится особо важным, когда человеческое содержание оказывается в кризисе и неожиданно для людей само требует иного, запредельного по отношению к человечеству.

Как иное отличить от неиного? Ведь если мы можем о чем-то рассказать вербальным языком или выразить в любых знаках или схемах, то это точно не иное.

Иное немыслимо, невообразимо, неощутимо, безответно и пусто.

Когда, почему и зачем нужно иное и как с ним можно иметь дело — об этом мы поговорим здесь.

Что есть иное, как к нему можно прорваться, как его можно запредельно обнаружить или инновационно создать — вот в чем вопрос этого текста.

Уклоняясь от лезвия «бритвы Оккама»

От иного нас предостерегает «бритва Оккама» — «Не следует множить сущее без необходимости» или «Не следует привлекать новые сущности без крайней на то необходимости» или «всё, что может быть объяснено из различия материй по ряду оснований, — это же может быть объяснено одинаково хорошо или даже лучше с помощью одного основания…»

В такой формулировке «бритвы Оккама» скрываются неясности и проблемы.

Первая неясность обнаружена и прокритикована в моей работе «Об онтологии». Эта неясность состоит в том, что эти три определения на самом деле принципиально различны: экзистенциальное (ограничение множественности сущего), эссенциальное (ограничение множественности сущностей) и онтологическое (ограничение множественности оснований). Они принципиально неравноценны.

Онтологическая «бритва Оккама» является сильной — не следует чаще, нежели раз в эпоху умножать основания. Эссенциальная «бритва Оккама» является слабой — не следует в повседневности настоящего множить сущности. Экзистенциальная «бритва Оккама» является окказиональной и в общем виде оказывается вариативным содержанием (уже даже не принципом) — то есть сущее множить можно при малейшей необходимости даже в повседневности.

В содержании «бритвы Оккама» существует также и проблема. Традиционно в формулировке «бритвы Оккама» не обращают внимание на весьма содержательную ее часть — «без необходимости». Поэтому вопрос-проблема будет связан именно с этим: при каких условиях наступает необходимость множить основания, сущности и сущее.

Иначе говоря,

Когда, почему и зачем возникает необходимость иного?

В ординарной ситуации медленного развития или даже застоя, который можно преодолеть рефлексивными средствами, иное не нужно.

Когда же возникает необходимость в ином?

Иное нужно в ситуации кризиса. Кризис можно определять методологически — как несоответствие средств преодоления проблем масштабу и содержанию самих проблем.

Кризис можно определять онтологически — как исчерпанность наличных оснований для их разработки в онтике.

Кризис можно определять транзитологически — как невозможность дальнейших трансформации, разворачивания и развития имеющегося содержательного пространства, а также экспансии за его пределы.

Кризис можно определять эмоционально — как скуку повторения одного и того же, как усталость от надоевшей игры (игр).

Почему возникает необходимость в ином?

Потому что из опыта (личного и коллективного), и, более того, из истории — известно, что выход из любого кризиса осуществлялся лишь через инновации, прежде всего в мышлении, в воображении, в понимании.

Иное — самая сильная инновация, находящаяся за пределами известного, знаемого, предполагаемого и даже воображаемого. Инновация иного — такая инновация, которую не только внедрить непосредственно нельзя, но даже и понять, воспринять, ощутить, предвосхитить можно лишь с усилием — предельным для мышления эпохи.

Зачем необходимо иное?

Иное позволяет не только выйти из кризиса, но и получить принципиально новые возможности, которые являются наиболее полным содержанием свободы.

То есть подлинная свобода это не свобода выбора (который всегда наличен), а свобода иного, свобода принципиально новых и принципиально неизвестных возможностей.

Наконец, иное необходимо нипочему и незачем. То есть может существовать иррациональная воля иного, иная воля, воля осуществления иного. Это произвол иного.

Вот именно эти ответы на вопросы могут приблизительно очертить содержание того, что в «бритве Оккама» можно понимать под содержанием «необходимости».

Неустойчивое и спонтанное имение дела с иным

Издревле существуют способы неясного и неустойчивого имения дела с иным — не через мышление, а через веру и волю.

В любом мыслительном, коммуникативном и деятельностном акте, где так или иначе возникает представление об ином, происходит имение дела с предполагаемым иным. Поэтому, прежде всего, обозначим пределы или проблемные области имения дела с иным.

Проблемные области связаны с иррациональными способами имения дела с иным. В этих проблемных областях иное слабо постигаемо.

Религия — поверить в трансцендентное. Неверно называть религией лишь общность в вере в бога. Религия является общностью (общественным сознанием, как это определяется научно) в вере в любое трансцендентное содержание, не только в Бога. Поэтому существуют религии, где есть трансцендентное содержание без Бога — буддизм, даосизм, конфуцианство.

Мистика — открыть сокрытое. Это область, обнаруживающая иное проблемно. То есть сокрытое может быть иным, а может и не быть иным.

Магия — управление неуправляемым, произволение. Магия суть символически осмысленная воля, направленная на непосредственное изменение естественного (событий, реальности, материи и т.п.), черпающая устремление, силы и энергию изнутри самого мага.

Призыв — призвать сверхъестественное, спонтанноволение: колдовство, заклинательство, медиумизм, шаманизм, некромантия. Призыв суть в значительной степени спонтанная воля, направленная за пределы естественного. Однако призыв это такая воля, которая в отличие от магии не нацелена на управление. Иногда сверхъестественное оказывается с более сильной волей, нежели воля призвавшего его.

Эти способы имения дела с иным не исчерпывают всего содержания того, что мы называем неустойчивым.

Парадоксальным образом к неустойчивому имению дела с иным относится также и наука. Однако здесь правильнее наверное будет назвать такое имение дела с иным даже не неустойчивым, а спонтанным.

Наука имеет дело с иным спонтанно по причине ее самоограничения.

Наука изначально ограничила допустимое для себя содержание исключительно объектной действительностью, отмежевав ее от неустойчивого иного, не говоря уже о ее принципиальной неспособности помыслить устойчивое иное.

Поэтому уже на этапе гипотезы наука имеет дело с устойчивым известным и постигаемым, а не хотя бы даже с неустойчивым иным в виде магии, религии или мистики.

Иное присутствует в науке исключительно в виде спонтанных открытий принципиально нового и негипостазированного. В последнее же время негипостазированное иное врывается в науку уж очень редко.

Философия имеет с иным общий предел. В этом смысле мое определение философии из книги «Момент философии» прямо на это указывает. Философия есть концептуальное обобщение на пределе до иного как событие, истина и смысл. В таком понимании — подлинная живая философия соприкасается с иным.

Что такое устойчивое имение дела с иным и как его назвать?

Имение дела с иным принципиально не может быть ни наукой, ни философской дисциплиной.

Имение дела с иным это искусство с определенными установками мышления, устремлениями чувств и воображательной интуиции.

Иное в этом смысле есть некоторое содержательное место, которое не определяется как таковое, а которое предполагается, и к которому осуществляется прорыв различными средствами мыслящих существ — в данном случае человеческих мыслящих существ, ибо иные нам пока достоверно не известны.

Аллотопия (?λλο – иной, τ?πος - место). В медицине аллотопия это ненормальное (сдвинутое) расположение органа.

Однако этот термин так же годится и для нас. Аллотопия (место иного) это, прежде всего, искусство устремления к месту иного. То есть Аллотопия — это конструктивистское искусство устойчивого имения дела с иным. В очень незначительной части Аллотопия это искусство разметки иного, которое превращает иное в постигаемое, узнаваемое, известное, знаемое.

Аллотопия это прорыв к иному, поиск и обнаружение иного, попытка прочувствовать иное, а затем и разметка предвосхищаемого иного.

Конечно же первоначальные средства разработки предвосхищаемого иного это негодные средства. Однако других средств для иного и быть изначально не может.

Установка Аллотопии как искусства — выйти на устойчивое имение дела с иным. Собственно поэтому Аллотопию нужно отличить от других похожих способов имения дела с размеченным иным.

Транзитология это теория о допущении, возникновении, длении, завершении и забвении иного. В транзитологии иное неизбежно феноменологизировано.

Аллотопия же это искусство чувственного, воображательного или даже рационального прорыва к иному, вопрошания об ином и помышления об ином. То здесь речь идет о непроявленном, то есть о нефеноменологическом ином.

Аллотопия принципиально отлична от иноирования (іншування), то есть от имения дела с другими в социальном контексте.

В этом смысле Аллотопия не имеет дело с отчуждением или чуждостью, поскольку иное не сравнивается с наличным, по отношению с которым у него может возникать антагонизм.

Подразделы Аллотопии

Аллотопия — общее название искусства устойчивого имения дела с иным.

Однако это общее искусство подразделяется на пять частных искусств.

Эримотика (ερ?μωση – гр. опустошение) — первая часть, опустошение, где происходит формальная подготовка содержательно места для иного. Опустошение — специальный процесс опустошения имеющихся содержаний, особое искусство отрицания имеющегося.

Анакритика (αν?κριση — гр. вопрошание) — вторая часть, вопрошание, где происходит указывание на иное. Вопрошание — попытка сформировать представления об ином путем вопросов к тому, что кажется привычным или понятным, а также это неожиданное вопрошание из ниоткуда.

Визионистика (vision — лат. видение) — третья часть, воображение, где происходит угадывание иного. Визионистика — специальный процесс воображения иного, незнакомого, неясного, непостижимого.

Аистика (α?σθηση - гр. ощущать) — четвертая часть, предчувствие, где иное пытаются ощутить и интуировать. Аистика — специальный процесс предощущений на грани различимого.

Аллокения (?λλο – иное, κεν? – пустота, то есть иное в пустоте) — четвертая часть, помышление, где происходит содержательное открытие и разметка иного.

Эти подразделы или частные искусства можно задать через мыслительные установки.

Сомневаться и отрицать известное – Эримотика, то есть опустошение.

Спросить неспрошенное — Анакритика, то есть вопрошание, нацеленное на иное.

Вообразить невообразимое — Визионистика, то есть видение иного.

Ощутить неощутимое — Аистика, то есть предощущение иного.

Помыслить немыслимое — Аллокения, то есть помышление об ином в пустоте.

Последовательность этих частей лишь умозрительная — они комбинируются в различном порядке и все тесно связаны друг с другом. В реальности искусства Аллотопии эти части соприсутствуют в различных последовательностях, одну из которых (последовательность родства способностей аллотопистов) мы приведем далее.

Опустошение как создание условий имения дела с иным

Опустошение как процесс Эримотики является мыслительной процедурой и условием Аллотопии.

Опустошению подвергается космос—Мир—природа—единая-реальность.

Опустошение, порождающее пустоту, является мыслительным, ощущательным и интутивным процессом, в отличие от ризомизации (как аструктуризации, то есть лишь опустошения структуры).

Опустошение является не только рациональным мыслительным процессом, но также эмоциональным (чувственным) и интуитивным воображательным (сверхчувственным).

Пустота не должна быть заполнена ничем, даже эмоцией и интуицией.

Остановка феноменологического думания, внутреннего диалога, мечтаний, желаний, интуиции тоже возможна посредством медитации на пустоту.

Пустота невыразима в языке. Поэтому аллотопист не молчит и не «мычит», он выражается семиозисом.

Семиозис способен вмещать пустоту через «связь-через-пустоту», «подобие-сквозь-пустоту», «направление-в-пустоте».

Пустота семиозиса означается пределами непустотного. Означивание пустотного через непустотное — условия возможности семиозиса.

Вопрошание и помышление в пустоте порождает из семиозиса новый язык и новые понятия уже вне Аллотопии.

Новые языки — металанги — это языки, соприкасающиеся с пустотой.

Вопрошание как содержательное нащупывание, угадывание иного

Анакритика как искусство вопрошания является открыванием или первичным указыванием в Аллотопии. Иначе говоря, Анакритика есть не всякое вопрошание, а лишь специально развитое искусство вопрошания, устремленное к иному.

На аналитике вопрошания построена постановка проблемы в работе «Бытие и время» Хайдеггера. Однако эта аналитика имеет онтологическое содержание и мотивирована по Хайдеггеру забвением бытия как вопроса.

Хайдеггер показывает, что можно выяснить структуру вопрошания и исходя из этой структуры вопрошания произвести разворачивание содержания бытия. То есть цель Хайдеггера поставить вопрос для возможного ответа и разворачивания других вопросов о бытии, процесс чего должен сделать для нас бытие открытым, то есть мы в результате этого должны вступить в просвет бытия.

В Аллотопии мотивация вопрошания связана не с забвением, а с установкой на прорыв к неизвестному, непостижимому, неощущаемому, невообразимому и немыслимому.

В Аллотопии вопрошание принципиальным образом не может быть структурировано столь же разнообразно, как в экзистенциальной аналитике Хайдеггера.

В Аллотопии иное не выводят в просвет — его приблизительно указывают, не освещая и не обнаруживая доподлинно.

Структура вопрошания по Хайдеггеру такова: 1) спрашивающий (кто, почему и зачем спрашивает); 2) спрошенное (содержание вопроса, о чем вопрос); 3) опрашиваемое (кто или что опрашивается, куда задает содержание вопроса спрашивающий); 4) выспрашиваемое (чем завершится вопрошание, какой ответ хочет получить спрашивающий).

Эта структура вполне рабочая и для Аллотопии.

Спрашивающий в Аллотопии — это сам аллотопист, который нацелен на имение дела с иным через искусство Анакритики.

Спрошенное в Аллотопии — содержание вопроса, принципиальная особенность которого в том, что таких вопросов еще не задавали, об этом забывали спрашивать или считали неважным спрашивать или не догадывались даже, что об этом может быть спрошено. Вопрошание о противоречиях, которые как бы не замечают. Вопрошание о неизвестном, которое игнорируется. Вопрошание о смысле и перспективе в ситуации кризиса. Неожиданное вопрошание об известном. Вопрошание из ниоткуда, наугад.

Опрашиваемое в Аллотопии — всегда сам анакритик и его узкий круг аллотопистов. Этот круг может быть расширен до тех, кто имеет представление об отличии иного от другого, необычного и т.д.

Выспрашиваемое в Аллотопии — указательное (где искать иное) для ощущений, воображения и помышления.

Воображение как прозревание и угадывание иного

С аллотопическим воображением связано искусство Визионистики. В этом смысле Визионистка это не всякое воображение, а лишь специально развитое искусство спонтанного создания в воображении иного.

Как ни напрягай воображение, в привычной содержательной среде, получатся варианты того же самого — наличного. В привычной нам реальности мы подошли к пределу воображения за счет развития современных компьютерных средств выражения и виртуальной реальности. Однако даже здесь иное не появляется сабо по себе, из новых технологических возможностей. Опустошение позволяет уйти от привычного и знаемого. Пустота порождает принципиально новый опыт воображения.

Воображение иного мало связано с мечтами. Как правило, мыслящие существа мечтают о всякой пространственно-временной чепухе, будучи эмоционально к ней привязаны.

Оказаться за пределами наличного в воображении можно лишь через опыт опустошения привычных мечт и привычного, привязанного к материальному и потребительскому миру, содержания.

Визионистика как искусство появляется в процессе трансцендентного воображения в эмоциональной пустоте, в вакууме пользы, в потребительском ничто.

Это умение демонстрируют особые люди — визионеры, у которых визионистика является не развитым искусством, а скорее врожденным качеством. Иначе говоря, визионеры имеют способность к визионерству как врожденную, а визионисты это специалисты или мастера визионистики, которые владеют искусством специально развитым и/или переданным им мастерами. Для аллотопии визионеры желательны, а визионисты критически необходимы.

Высший уровень искусства Визионистики представляют пророки. Это особые люди, по той или иной причине открытые к иному и привносящие его в повседневность мыслящих существ через прозрение и пророчество.

Пророки специфические визионеры, они работают с сущностным видением иного — прозрением. Однако и пророчество само по себе как событийное иное (предвидение, предугадывание) всегда несет новую сущность.

Пророки избегают «бритвы Оккама», поскольку, как правило, появляются они в своем качестве пророка именно в то время, когда их способны слышать. Иначе говоря, само пророчество может быть услышано, когда оно становится необходимым.

Очень часто пророки включают в свою деятельность элементы искусства Анакритики и искусства Аистики. В этом смысле пророки отчасти визионеры, а отчасти и анакритики, и аистики.

Благородная цель всякого визиониста стать пророком. Однако это не обязательно — добротной работы мастера-визиониста бывает достаточно.

Предчувствие как чувственное предвосхищение иного

Аистика является искусством предощущений и предвосхищений в отличие от прозрений и пророчеств. Если прозрение и пророчество есть способность к квазирациональному постижению иного и иной рациональности, то предощущение и предвосхищение есть способность к эмоциональному постижению иного и иной эмоциональности.

Визионеры видят и сущностно прозревают иное. Аистики предчувствуют иное, редко достигая рефлексии своих предвосхищений. В пророках эти два разных искусства соединены.

Оба искусства могут быть также в той или иной мере различены. Хорошие музыканты — скорее аистики, нежели визионеры. Хорошие художники — скорее визионеры, нежели аистики.

Однако визионистика и аистика обычно сильно связаны. В этом смысле, хорошие поэты и философы являются и визионистами, и аистиками. Кроме того, философы еще и обязаны быть хорошими эримотиками и анакритиками.

Именно так обозначенный подход как парное различение разных искусств Аллотопии позволяет обнаружить аллотопические группы, которые построены по принципу родства или предрасположенности умений и навыков.

В «паре отмежевания», то есть в Эримотике и Анакритике действуют отрицатели-вопрошатели для иного. В «тройке предвосхищения», то есть в Анакритике, Визионистике и Аистике действуют угадыватели-поисковики иного. В «паре разметки», то в Анакритике и Аллокении действуют старатели-добытчики иного.

Помышление как разметочная работа с угадываемым иным

Помышление отличается от мышления тем, что помышление это мышление из-за барьера неизвестного и непомысленного иного — особое искусство Аллокении.

Помышление начинается с отказа от науки, методологии, теории и мыслительных дисциплин. Помышление связано с усилием отказа от привычного и знаемого в ощущениях и интуиции. Помышление нефеноменологично и конструктивно. Помышление связано с усилием отказа от вербального языка. Помышление связано с опустошением рационального мышления, с усилием отказа от имманентных мечт, с опытом визионерства и с использованием достижений визионистики. Помышление это мышление с трансцендентным усилием, направленным на иное.

Помышление есть мышление об ином в пустоте, которое принципиально не сравнивает иное с наличным. Поэтому иное это не новое. Иное это то, что может стать новым, уже не будучи иным.

Набросками для помышления является опыт Анакритики. Именно вопрошание впервые создает первичные направления для помышления (где вообще искать иное).

Аистика и Визионистика создают содержательные указывания в иное (конкретные направления на иное). И лишь в связи с этим Аллокения пытается произвести первичную разметку иного.

Таким образом, помышление является первичной малосодержательной разметкой иного. И в этом смысле помышление является пределом для Аллотопии, поскольку именно Аллокения как искусство помышления иного делает иное узнаваемым.

С того момента, как иное делается узнаваемым, оно превращается в дело для философии, а затем и для науки.

В Аллокении происходит прекращение имения дела с иным. Ибо когда иное уже размечено и стало узнаваемым для других, оно перестает быть иным.

Аллотопия и философия

Является ли Аллотопия философским искусством, ведь мыслительная установка здесь явно не на мудрость, как ее в основание философии полагал Пифагор?

По существу, в рассмотрении Аллотопии развивается мысль, высказанная в моей работе «Быть философом» год назад.

«В этом смысле изначальное понимание философии Пифагора должно быть уточнено. Подлинная философия в своей процессуальности есть практика применения мыслительной установки на мудрость, подвергающей сомнению прошлую уже имеющуюся философскую мудрость. Подлинная философия в своем мотивационном наставлении (то есть в том, что движет подлинным философом) есть «помыслить немыслимое», то есть в двух значениях — «помыслить плохо поддающееся промысливанию» (интенсивность) и «помыслить никем еще не помысленное» (экстенсивность). В этом я вижу мыслительную экспансию философии — все достойно мышления о нем, ничто не должно остаться непомысленным.»

Аллотопия в этом смысле оказывается прикладной философской работой на пределе с иным, экзистенциальным переживанием предела с иным самим философом и реализацией установки всякого мыслителя, в том числе и нефилософа, на постижение иного.

В своем общем виде Аллотопия есть экспансивное искусство философии. И это новое содержание философии, которого не было у Пифагора и которое нерефлексивно появляется лишь во второй половине ХХ века (Делез «Логика смысла» (1969) и Делез-Гваттари «Что такое философия» (1991).

Имение дела с иным оказывается деятельным качеством подлинной живой философии уже при появлении и разворачивании конструктивистской философии в нынешнее время.