ГРАЖДАНСТВО КИЕВСКОЙ РУСИ

Я долго сомневался, прежде чем решиться опубликовать эту работу. И дело вовсе не в том, что в ней содержаться такие уж оригинальные мысли. Дело в том, что это студенческая работа, скорее даже реферат с некоторыми вольными раздумьями. Однако я хотел бы просто показать не только, что "вот мы или я происходим из этой плеяды людей", но более того, что мы не всегда знаем, от кого происходим. И тем более этого не знают другие.

Тем не менее здесь я только поставлю вопросы, на которые ответить пока не могу. Почему крупнейшие представители русской философии двадцатого века учились и были связаны с Киевом и Киевским университетом? Почему они вынуждены были куда-либо уезжать после учебы? Почему слишком часто мы должны делать вид, что эти люди не принадлежат к украинской культуре только потому, что они не писали по-украински? Могу ли я относить себя к этой школе точно также, как это делает какой-либо философ из России? И если могу, то насколько их философия ближе мне, не только по месту своего происхождения (как это можно сказать в случае с самопознанием Бердяева или мотивами Булгакова), но и по духу, по проблематике, по личной живой связи поколений? И если мы нынче переживаем подобное время, то что нужно сделать, чтобы вполне позволить себе быть принадлежащим к этой школе, а не к русской или украинской культуре - принадлежать к той школе, которая восходит к Киевской Руси? Могу ли я считать себя Гражданином Киевской Руси и притом неславянином?

Этот последний вопрос появляется не из праздного размышления. Он возникает из внутреннего для себя ответственности отнесения к гражданству как представительству гражданского общества, а не государству, как представительству людей определенных традиций, а не культуры. Это означает отнесение себя к людям, точно также в свое для них время относивших себя не к территории или языку, но к традиции, идущей более вглубь, нежели сама Киевская Русь.

Дело не в некотором идеологическом противостоянии чему бы то ни было, но именно в отнесении, причислении, обнаружении себя внутри некоторой школы, внутри некоторой традиции, более описываемой не какими-то правилами, но повторяющимся тяготением людей друг к другу сквозь время и через пространства.

Тем не менее вопросы остаются. И если бы я знал ответы на эти вопросы, то не публиковал бы данную студенческую работу...

ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ, ФИЛООСОФИЯ И КИЕВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ.

"А то, что духом времени зовут,
Есть дух профессоров и их понятий,
Который эти господа некстати
за истинную древность выдают..."

(И.В.Гете "Фауст", часть 1, пер. Е.Б.Пастернака.)

"Порвалась, дней связующая нить..."

(В.Шекспир "Гамлет", акт 1, сцена 5, пер. Е.Б.Пастернака.)

В порыве очередной научной перестройки и упоении всезахватывающей борьбой попытаемся высказать мысль, что общество живо не только своими революциями, но и преемственностью поколений.

Преемственность - это связь поколений, прослеживаемая в различных областях человеческой деятельности, непосредственные отношения людей по поводу общей работы; а также передача жизненного опыта и сохранение традиций, обеспечивающих непрерывность развития общества.

Бывает, наступают времена, когда весь смысл преемственности состоит в сохранении в консервированном виде культуры предыдущих поколений. Но если такие периоды длятся слишком долго, происходит утрата культуры, ибо культура сохраняется в ее развитии.

Главная мысль, которую хотелось бы здесь высказать, заключается в том, что культура содержится не только в вещественном виде, но в основном в виде способностей, удерживаемых определенными частями общества.

Особенно это имеет значение, когда речь идет о такой сфере как наука и искусство. Во-первых, наука творится и передается живыми людьми, даже если достаточно книг для передачи знания. Во-вторых, речь идет о профессиональном занятии наукой, а значит о тех людях, кто посвящает ей свою жизнь. В-третьих, для того, чтобы творить науку, необходимо освоение всей культуры. Поэтому при всяких скачках в истории, когда нарушается преемственность, страдает, прежде всего, наука.

3аявленная тема: проблема преемственности, философия и Киевский университет, находится на стыке многих наук (история, философия, педагогика). Нас здесь интересует прежде всего эта тема, а не ее принадлежность к какой-то области, Наш интерес укоренен в день сегодняшний, наша задача поставить некоторые вопросы, ретроспективно оглядываясь на прожитые в стенах университета годы.

Однако литература по этой теме столь малочисленна, система библиографического поиска наших библиотек столь несовершенна, что ни о каких таких своих мыслях в этой работе речи идти не может, а лишь об отдельных источниках.

3десь мы преемственность связываем с появлением университетов. Существовавшие до этого научные традиции не были прочны в истории. Конечно система наук родилась в пределах религии, преподавалась в стенах религиозных институтов. Просвещение церкви было религиозным просвещением, наука там присутствовала не необходимо, случайно. Систематическое занятие профессиональной научной деятельностью, профессиональная система обучения, наличие научных школ было там невозможно.

Росло влияние прежде всего католической церкви, ее связь с государством, усложнялась вследствие этого ее организация, а это требовало все большего числа образованных людей. Все большая часть школьной программы выходит за рамки религиозного образования. Преподавание школьных предметов требовало специально подготовленных учителей. Наконец, на рубеже ХII-ХIII веков начала вершить свои черные дела инквизиция. Становилось ясно, что судьбы религии и науки, судьбы церкви и научных институтов, судьбы религиозных догматов и научных истин, судьбы ереси и научных ошибок расходятся.

Именно университеты, а не академии стали оплотом науки, хотя академия и придала науке профессиональный характер. Университеты же позволили создать традиции, непрерывность и преемственность науки. "Само слово "universitas" не употреблялось в средние века для названия соответствующих учреждений. Название университетов - "studium", что означает учебное заведение с универсальной программой... Но термин "universitas", обозначающий корпорацию преподавателей и студентов, потому и стал в конце концов именем этого типа учебных заведений, что в нем схвачена характерная их черта, сохраняющаяся и до наших дней." (3, 78).

Университет - именно корпорация преподавателей и студентов. Это фиксация живой преемственности в науке, связи поколений, связи научного знания с молодым темпераментом сомнения и поиска. Вне этой связи, как показывает исторический опыт, наука существовать не может.

Средневековые университеты обладали сравнительно высокими демократическими правами (это, конечно, в Европе). "Автономия университетов отчетливо проявляется в их самоуправлении. Университет имеет право самостоятельно вырабатывать свои уставы; члены его не подлежат обычному гражданскому суду, университет обладает правом судить своих членов; они также освобождаются от налогов и податей." (3, 8О). Эти привилегии даровались им существующей властью. В случае нарушения этих прав, университет протестовал, вплоть до самороспуска и уходил из города (так в результате миграции Оксфордского университета образовался Кэмбриджский (1209)).

"На протяжении средних веков университеты претерпевают известную эволюцию. Они постепенно упрочивают свою материальную основу. Появляются специальные здания, библиотеки, другие формы имущества. Вместе с этим ограничивается академическая свобода университетов" (3, 86) Это была уже вещественная, если хотите, фиксация преемственности.

Таким образом, наука, как особый институт общества, получает необходимое развитие преемственности внутри себя, что позволяет не только передавать знания, сохранять их, но и удерживать сам способ получения этих знаний, удерживать живую связь поколений, человеческую связь.

Речь, конечно, здесь идет о Европе. Подходя к России, необходимо помнить, по крайней мере, два момента: в России процесс созревания науки и особенно философии шел позднее; этот процесс был неразрывно связан с процессом борьбы с самодержавно-крепостническим строем.

На наш взгляд, наиболее отвечающей работой нашей задаче является "Очерк развития русской философии" Г.Г.Шпета, вышедшей в 1989 году в известном приложении к журналу "Вопросы философии". Это действительно история развития русской философии (была такая) в конкретной связи живых имен, поколений и периодов фаворы и забвения науки русскими самодержцами.

Г.Г.Шпет сам и словами историков говорит о том, что с принятием христианства Россия не усвоила действительного просвещения, что до XVII века включительно у нас не было науки. "Духовенство и знать не только не имели представления о научных и философских интересах, но не составляли даже, как то было в новой западной истории, прочного образованного слоя нации." (9, 20)

Монгольское нашествие показало слабость складывающегося в Киеве государства. Соборы нового государства заняты решением своих религиозных проблем. Личности подобные Максиму Греку, князю Курбскому мало что могли сделать в условиях нарождающегося нового царства, которое факт завершения своего создания выразило идеологически в идее третьего Рима.

Но дело меняется после Люблинской и особенно после Брестской унии. "Возникшая в начале ХVII века Киево-братская школа (1615), затем Могилянская коллегия (1631), копировали свою организацию с готовых образцов, но ставили перед собой задачи научного охранения своей традиции, своего мировоззрения." (9, 24). Славяно-греко-латинская академия Москвы сыграла намного меньшую роль в деле научного просвещения страны.

В этом контексте должны быть названы вопросы, которые ставит автор. Россия вошла в европейскую семью, не взяв античную культуру прямо из Греции, но окольным путем; ее крестили по-гречески, но язык ей дали болгарский - т.е. она не впитала ни оригинальную чужую культуру, ни сохранила "историческое культуропреемство". Как бы повернулась история, если бы наша интеллигенция так же знала греческий, как Запад - латинский? "Россия начала свою культуру с немецких переводов." (9, 30)

Рождение же состоялось при Петре, и ничего вернуть или изменить нельзя. С деятельности Петра по созданию Академии, по приглашению в Россию виднейших ученых того времени началась собственно наука. Созданный Ломоносовым московский университет превратил науку в преемственную науку.

Что касается философии, то первоначально она появилась на Руси в виде книжности ("диалектика" Иоанна Дамаскина, "Логика" Авиасафа). В виде служанки богословия философия проявила себя в Киево-братской школе и в созданной на ее базе Петром Могилой Киево-Могилянской коллегии, а при митрополите Рафаиле 3аборовском Киево-Могило-Заборовской академии.

И созданный Ломоносовым университет с философским факультетом начинает с приглашения зарубежных ученых. Но эти ученые в области философии (как, например, Фроман и Шаден) невысокого пошиба. Русских профессоров было негусто: проф. Барсов требовал богословского познания истины, Н.Н.Поповский ратовал за философию на русском языке.

Насаждение нужной философии и запрещение свободного философствования - вот приметы того времени. Неоригинальные философствования Н.И.Новикова, М.М.Щербатова, того же Радищева, более оригинальная, но лишенная связи с проблемами европейской философии философия Сковороды.

"...Восемнадцатый век не оставил новому ни философского наследства, ни даже философского завета. Девятнадцатый век и свою приобретательскую, и свою творческую работу должен был наладить собственными усилиями." (9, 96). Почему же так? Г.Г.Шпет не разбирает этот вопрос специально, более того, даже многие исторические аспекты у него отсутствуют.

На наш взгляд, причины эти следующие. 1) Насаждение в университетах нужной правительству философии, вследствие чего свободное философствование (иначе не скажешь) вынуждено было стать в оппозицию к правительству; но оно же таким образом лишалось возможности издавать свои произведения, иметь свои школы, т.е. сохранять свою преемственность; 2) Невежество даже лучших представителей, отсутствие их связи с европейской философией; Самое же главное: 3) Отставание развития России от такого же в Европе, в силу чего европейские идеи не могли быть адекватно восприняты, а имеющаяся своя философия всякий раз оказывалась отброшенной и потерявшей свою преемственность, когда России все-таки приходилось догонять Европу и пересаживать на свою почву чужие идеи, что случалось раз в сто лет вначале каждого века начиная с XVIII. Так было вначале восемнадцатого века во время петровских преобразований. Так было во время после Великой французской революции и наполеоновского похода вначале девятнадцатого века. Так было и вначале двадцатого века после Великой Октябрьской. (С той разницей, что последний раз философия в России была неразрывно слита с литературой, и сталинизму пришлось уничтожать заодно и литературную преемственность).

Для общего взгляда на историю не хватает только крещения Руси и татаро-монгольского нашествия, которое было внешней, мало зависящей от России, причиной. Но таким образом Европа оказалась более способной при всех ее революциях удержать свои традиции, прежде всего в истории, и затем в философии в частности, получив как результат немецкую классику. Россия же с ее историей вприпрыжку получила пародию на философию. Даже тогда, когда последняя в виде литературы родила таких титанов как Ф.М.Достоевский и Л.Н.Толстой, сметающий вихрь воинствующего марксизма начал снова скачек в истории, оказавшись на неподготовленной почве, перерос в сталинизм и уже в таком виде расправился снова с философией этих титанов, как впрочем и со всеми философскими традициями. Началось прозябание философии марксистских догм.

Но вернемся назад. Век ХIХ. Вся история русской философии просвечивает у Шпета через связи живых людей, через связи поколений. Он показывает также и взаимоотношение официальной и неофициальной философии, собственно философии и литературы, политики и науки. Мы здесь ограничимся лишь кратким изложением связей и условий для развития философии.

Вначале ХIХ века правительство реформирует Московский университет, создает Харьковский и Казанский, реформирует и учреждает духовные академии, приглашает ученых из-за границы - казалось с началом царствования Александра I приходит век просвещения. Но это было не так.

Московский университет. И.И.Давыдов (адъюнкт Брянцева, работавшего в этом университете), поставивший вопрос о возможности философии как науки, не оставивший после себя школы последователен, но оказавший влияние на следующих представителей философии.

Многие профессора вынуждены были уйти с кафедр университета в журналистику (Погодин, Шевырев, Грановский), но все они не были философами.

Ришельевский лицей в Одессе (учрежденный в 1817 году, преобразованный в университет в 1862 году). К.3еленецкий, испытавший влияние Давыдова, оставивший намного меньший след.

Харьковский университет. Иоганн Баптист Шад, последователь Фихте и Шеллинга, имевший определенное влияние популяризацией этих философов, но, высланный из университета и из России, не оставил своих учеников.

Казанский университет. Лев Левицкий, окончивший Московский университет, А.С.Лубкин, О.Е.Срезневский, архимандрит Гавриила, которого напрасно иногда называют первом русским историком философии, потому как пока никакой русской философии не было.

"Таким образом, в университете Харьковском философия была уничтожена в зародыше, в Казанском не допустили и до образования зародыша. Значение обоих новых университетов, для нашего философского развития оказалось ничтожным." (9, 132).

Петербургский университет, открытый в 1819 году. Д.М.Велланский, который, хоть и не был философом, но сумел вызвать интерес к философским основам науки через преподавание специальных наук в новом духе и подготовить почву для распространения идей нового немецкого идеализма А.И.Галичем, который уже был философом, но преподавал в университете не долго; так уже после "системы очищения" университета апологет А.А.Фишер не смог возродить философию.

В этот период как раз и происходит гонение на философию. Ведь она в принципе не могла в тех условиях поставить вопрос о вере и знании. Ответ был предрешен в пользу православной веры. И тем не менее, философия духовно-академическая была иногда довольно передовой.

Петербургская духовная академия. Ф.Ф.Сидонский, сделавший первые шаги в направлении к серьезной философии, поставивший вопрос об истинности знаний, но в конце концов предпочел рясу философии после изгнания из академии. Новый шаг к философии как науке был сделан В.Н.Карповым, который вынужден был постоянно маневрировать и не оставил после себя учеников.

Хотя у нас и не получилось, строго говоря, православной философской школы, но Петербургская академия задала общий тон. "Кутневич, профессор Московской академии, учитель Голубинского, и Скворцов, профессор Киевской академии, учитель Карпова, Михневича, Новицкого, Гогоцкого, - оба были воспитанниками Петербургской академии." (9, 183)

Московская академия. Ф.А.Голубинский - неплохой философ, хотя и апологетического толка, но не оставивший не только учеников, но и произведений.

Киевская духовная академия, оживившаяся после преобразования 1819 года. И.Скворцов философ столь мало одаренный, сколь и консервативный. П.С.Авсенев - философ живого ума, неподдельного религиозного чувства, последователь психолога Шеллинговой школы Шуберта. "Михневич, Новицкий, Гогоцкий - магистры разных выпусков Киевской духовной академии - перешли: первый в Одессу в Ришельевский лицей, второй и третий - только в 1834 году стараниями Уварова открытый Университет св. Владимира." (9, 200). Михневич - однокурсник Авсенева, Гогоцкий - ученик Авсенева).

О.М.Новицкий развивал философию уже как науку. От Гегеля возвращается к Канту. 3анимается литературной деятельностью. С.С.Гогоцкий критикует Канта и вплотную подходит к Шеллингу и Гегелю. Здесь же можно отметить натурфилософию М.А.Максимовича, последовательного шеллингианца М.Г.Павлова, первого ректора Киевского университета.

Все это показывает, что в результате многих попыток начинали складываться философские школы, появляться философские традиции и рождаться довольно серьезные философы. Это происходило вопреки политике правительства, вопреки сопротивлению отцов церкви. Но не суждено было философским традициям получить характер преемственности.

Дальнейшая судьба философии оказалась связана с отношением к ней высшей власти. М.Л.Магницкий, угадывая волю Александра, его властью начал вытравливать философию из университетов. Вступление на престол Николая Павловича несколько изменило ситуацию. Министром просвещения был назначен С.С.Уваров. Он развил поистине титаническую деятельность, но главной его задачей было подчинить образование государю, примирить самодержавие и науку, в результате чего он кончил бесславно. Его заменил Ширинский-Шихматов, который довел до логического конца половинчато проводимое Уваровым, и в 1850 году уничтожил кафедру философии и прекратил ее преподавание. "Преподавание остальных наук было взято под усиленный надзор - деканы следили за профессорами, ректор, не несший профессорских обязанностей, - за деканами - и строго регламентировано." (9, 257).

Тут уже не до преемственности. Дальше философия могла развиваться лишь вне университетов или в форме литературы, что в России и произошло. Интеллигенция вынуждена становиться в оппозицию правительству.

В этом историческом контексте становятся понятны те идеи, которые высказаны В.И.Вернадским в курсе изложения истории науки в России по вопросу о непрерывности научного творчества, его преемственности и традициях.

Вернадский высказывает ту мысль, что на протяжении всей истории науки русским ученым приходилось не столько заниматься наукой, сколько отстаивать элементарные условия для занятия наукой, т.е. заниматься политикой, хотя сама наука "должна стоять выше партий." Он говорит, что в политической борьбе у нас не охраняются вечные интересы науки. Век ХIХ есть век постоянной борьбы правительства с обществом, и все тяготы этой борьбы ложились на плечи ученых. Общество не относилось к науке всерьез. "Даже еще в проекте университетского устава ХХ в. была сделана попытка рассматривать университеты только как учебные, а не ученые учреждения." (2, 70).

При непрерывности научного творчества в России, в ней совершенно отсутствуют традиции и преемственность. "Не традицией и не преемственностью поддерживалась непрерывность хода научного развития в России; она достигалась тем, что в стране постоянно возникали новые ростки научной мысли и научной деятельности, заменялись погибшие. Эти ростки всходили на неблагоприятной почве, часто гибли при самом своем зарождении, но брали своим количеством и непрерывностью появления. Процесс шел, как стихийный природный процесс: рост научной работы поддерживался постоянным перевесом рождения над смертью." (2, 71).

Всегда находились люди, которые в любых условиях могли получить хорошее образование и которым "дорого было научное искание само по себе, вне всяких практических приложений или личных выгод." (2, 71). Такой отрыв науки от практики был результатом того, что наука не порождалась зачастую экономической необходимостью; и это была еще одна причина отсутствия преемственности - у нее не было экономической основы.

Но как же сохранялась преемственность? Парадокс. Эти самые ученые постоянно воссоздавали дома движение науки в Европе. "Неуклонно и постоянно они находили питавшие их корни не столько в своей стране, сколько на 3ападе, где давно уже создавались очаги преемственной работы." (3, 71-72). То есть поскольку европейское движение воссоздавалось в России, постольку и европейская преемственность таким образом гарантировала преемственность российскую, при всех сменах веяний и гонениях в ее науке и философии.

Мы остановились на середине девятнадцатого века. Философия вышла из университетов и продолжала свое развитие вне их, а также в форме литературы, которая по уровню развития в Европе стояла на первом месте вместе с французской и немецкой литературой.

Здесь очень интересное, но настолько огромное поле для исследования, что нет никакой возможности остаться в тех же рамках исследования. Мы намеренно сводим проблему только к рамкам Киевского университета, где попытаемся показать может быть очень маленькими штрихами смену поколений ученых-философов.

И здесь мы подходим к самой грустной части нашего изложения, ибо это время, предшествовавшее нам, и мы знаем, чем это закончилось. Мы назовем самых известных, кого удалось разыскать в книгах и сносках все еще белозапятнаной литературе.

В 1864 году ист.-филологический факультет университета закончил Драгоманов М.П., работал в Киеве (см.7). Поскольку его упоминают как философа, то такая же судьба постигла и всех последующих философов: не заканчивать философские, факультеты.

Преподаватели. Козлов Алексей Александрович (1831-1901), ок. Моск. ун-т, приват-доцент с 1876, проф. с 1884 невского ун-та. (7). Гиляров Алексей Никитич (1856-1938) ок. Моск. ун-т, проф. Киевского ун-та с 1887, акад. Укр. АН с 1922. (7). Челпанов Георгий Иванович (1862-1936) проф. психологии и философии Киевского ун-та (1692-19О6). Причину смерти Гилярова и Челпанова не удалось установить. Булгаков Сергей Николаевич (1871-1944) ок. Моск. ун-т, приват-доцент Киевского ун-та (1901-1906), знакомство с Л.И.Шестовым и с Н.А.Бердяевым, с которым он издает журналы в Киеве. 17 декабря 1922 года выслан из Сов. России. 3еньковский Василий Васильевич (1881-?) доцент, затем проф. (с 1915) Киевского ун-та, белоэмигрант с 1919 года.

Ученики. Шестов Лев (Лев Исаакович Шварцман) (1866-1938), ок. юр. фак. Киевского ун-та, С 1918 преподает в университете, в 1920(22-?) выслан из Сов. России. Бердяев Николай Александрович (1874-1948), ок. юр. (исключен за революционную деятельность) Киевский ун-т, печатается в Москве (с С.Н.Булгаковым), в 1922 году выслан из Сов. России. Шпет Густав Густавович (1878-1940), ок. (со второго раза) истор.-филологический факультет Киевского ун-та, один из созд. Акад. Художеств. наук., печатает философ. работы, репрессирован. Винниченко Владимир Кириллович (1880-1951), ок. юр. фак. Киевского ун-та, (исключен за рев. деятельность в 1903), писатель, общ. деятель, в 1920 был вынужден эмигрировать. Голосовкер Яков Эммануилович (1890-1967), ок. ист.-филологическое класс. отд. Киевского ун-та, писатель, философ, во время репрессии его архив сгорает, затем еще раз, он восстанавливает утраченное до конца жизни. Булгаков Михаил Афанасьевич (1891-194О), ок. мед. фак. Киевского ун-та, писатель, затравленный критикой умер.

Вот так была уничтожена целая плеяда выдающихся писателей-философов своего времени, которые действительно могут представлять Киевскую школу философии. И эта утрата не только их уникальных знаний, но и утрата своих корней, без которых философия в Киевском университете не может быть восстановлена.

Мы же должны наконец сформулировать, что есть преемственность в истории развития науки и философии.

1) Удержание связи поколений; 2) Передача знаний, а также умений и навыков по развитию науки, которые не всегда можно описать и объяснить, но лишь передать; 3) Передача способа жизни (отношение к другим областям (политика, искусство), к семье и вопросам быта, выработка характера и нравственных принципов); 4) Вовлечение в среду общения с другими учеными, научение такому общению, а также приемам научного спора, полемики, передача языка науки, научение популяризации и адресованности своих произведений; 5) Научение организации научной деятельности, ее обеспечению.

Всего этого в той или иной мере мы лишились. Что было дальше, прекрасно показывает Г.И.Ханин в своей статье "Почему пробуксовывает советская наука." (5). А наш университет с недавнего времени студенты называют в разговоре школой. Вот что мы получили:

1) Школярство и отсутствие научного поиска, отсутствие научного журнала; 2) Отсутствие и дальнейшее уничтожение лучших людей на факультете в межклановых драчках; 3) Отсутствие знакомства с мировой философией, поголовное незнание иностранных языков преподавателями; 4) Неконцептуальное изложение лекций, неоригинальные научные работы; 5) Разделение науки на академическую (ин-т философии) и вузовскую и полнейшее отсутствие связей между ними (научных, а не учебных); 6) Отсутствие связей преемственности между преподавателями и студентами, личных внеучебных научных связей.

Есть все основания считать, что судьба науки покинула этот храм безделья. Если остаться с закрытыми глазами, то нам придется пережить полное исчезновение нынешней преподавательской популяции.

Литература

1. Булгаков М.А. Избр. произв. в 2-х томах - К.: Дн¦про, 1989

2. Вернадский В.И. Труды по истории науки в России - М.: Наука, 1988. -463 с.

3.Гайденко В.П., Смирнов Г.А. Западноевропейская наука в средние века-

М.: Наука, 1989.-352с.

4. Голосовкер Я.Э. Логика мифа - М.: Наука, 1987. - 217с.

5. Постижение, сборн. ст.- М.: Прогресс,1989. - 589.

6. Русские писатели, биогр. слов. (18ОО-1917) М.: - Наука, 1989,

7. Философская мысль в Киеве - К.: Наукова думка, 1982. - 357с.

8. Философская энциклопедия.

9. Шпет Г.Г. Сочинения - М.: Правда, 1989.-6О1 с.

осень 1989

Преемственность ставит перед нами вопрос о живой связи поколений, о передачи не столько знаний, сколько самой живой связи, духа, принадлежности к прошлой эпохе в виде нерешенных или всегда заново решаемых проблем. И когда я говорю о принадлежности Гражданству Киевской Руси, то мне достаточно оставаться дома, чтобы принадлежать. И дом этот - мной выше описанное.

Вместе с тем я не знаю, кто еще в этом доме. Жильцы эти тихони, скрытные и скромные в быту. Попадаясь мне на глаза они тихо проскальзывают мимо, как будто и не живут здесь вовсе. Корень спрашиваемого нами лежит в глубине времен. Не мы первые не можем создать коммуникативную среду. Не мы первые совсем не умеем организовать свою общность дела. То же было и до нас. Легче всего было бы возвестить о ней в манифесте и придумать ей идеологию. Но если же это будет что-то иное, то что?

Собственно теперь мы и обнажили те нынешние, современные и стоящие перед нами вопросы. Почему так непросто создаются среды общения (тусовки) в Киеве? Почему литературно-философские журналы в Киеве очень редко появляются и живут недолго? Может ли существовать любой журнал, включая и сетевой, в среде полноценного общения, а не силами одиночек? Или же нам дано принадлежать к некоторой общности, объединяемой через время и пространство, и никогда не суждено быть общностью в одном времени и на том же пространстве?

Сергей Дацюк

Проект Сетевого журнала "XYZ"