EXPERIENCE OF INNOCENCE.
ASSONANT SONGS OF BLAKE.
ОПЫТ НЕВИННОСТИ.
СОЗВУЧНЫЕ ПЕСНИ БЛЕЙКА.

Счастлив невинный учиться на своих ошибках и жить собственным опытом. Счастлив первооткрыватель быть своим учителем, счастлив первопроходец быть своим провожатым.

Поднимая Блейка на щит, я буду отстаивать самобытность невинности в пику духу, норме и канону опыта.

Блейк достоин перевода не как весомое событие английской поэзии, а как весомое событие поэзии вообще. Он славен двумя особенностями: исключительным использованием особого непосредственно-метафорического строя стиха и ассонантным стихосложением. Из первого, по существу, вышел весь русский символизм, а из второго - особая техника ассонирующего стиха, применяемая и символистами, и более поздней поэзией (смотрите хотя бы раннего Бродского "Пилигримы").

Дух Блейка - дух непосредственности, так трудно приживающейся и всегда отвергаемой специалистами и профессионалами во вновь появляющихся самобытных поэтах. Его стих вырастает вовсе не из ритма и не из языка. Его стих вырастает из соединений смысла непосредственно зримых метафор и звучания их произношения в речи. Его стих не текстовый, а речевой, звучащий и предназначенный для слушания; не рифмованная проза, а песенно звучащая и в силу этого созвучная метафора.

Если развить эту мысль дальше, то Блейк уникален тем, что в его случае можно увидеть метаморфозу метафор: текстовые ортодоксальные метафоры Библии - текстовые, но имагинативно-мистические метафоры Сведенборга - звучащие метафоры очевидности Блейка. От метафоризованной мистики Сведенборга Блейк переходит к непосредственно-зримым, повседневным по содержанию метафорам реальности.

Новое издание Блейка в переводе С.Степанова ("Северо-Запад", С.-Петербург, 1993) имеет, безусловно, целый ряд достоинств по сравнению с двумя предыдущими (в переводе Маршака и со сборными переводами). К достоинствам издания следует отнести, прежде всего, выполнение обязательного требования для издания переводов стихов - помещение оригинала рядом с переводом. Для прозы этим требованием в силу объемности переводимых произведений можно пренебречь, но для стиха оно является необходимым, тем более, что свидетельствует всякий раз о корректности и честности переводчика, так как позволяет непосредственно сразу же судить о мастерстве его переводов. Достоинством переводов является и попытка представить целостный взгляд на стихи Блейка с точки зрения их философского содержания.

Мы же тезисно попытаемся изложить то, что может быть отнесено к недостаткам издания.

Утрачивание во многих местах метафорического строя песен, что для Блейка является принципиальным. Нужен дословный перевод не метафор, а целых метафорических рядов, где сюжет песни поддерживается порой развитием сюжета внутри метафорического строя.

Скажем, во всех мне известных переводах "The schoolboy" происходит утрачивание метафоры "компания" при переводе, когда собственно различие невинности и опыта вообще можно рассматривать как просто разность компаний, в которых находится человек. В нашем переводе мы сохраняем эту метафору: "О! Чудная компания." (См. мой перевод ниже).

Или метафоры в песни "Тигр" - устоявшаяся метафора касательно тигра есть не горящие глаза во мраке, а именно, он весь как "пылающий огонь" (см. хотя бы "Синий тигр" Борхеса); метафора "устрашающая соразмерность", приводимая лишь в комментарии издания - без сомнения должны найти место в самой ткани стиха.

Или метафорический ряд песни "Мотылек", построенный на отсутствии резкой границы между смертью и бездумной жизнью, вследствие чего "бездумность" должна быть рефреном представлена в предпоследней строфе, а последняя строфа должна отразить эту отсутствующую грань.

В иных местах просто не соблюдается точность перевода метафорического строя. Очевидно, что для переводов метафор, нужно пользоваться техникой, когда метафора перевода обязательно попадает в тезаурус переводимой метафоры, но не наоборот. Более того, выбранный авторами издания принцип связи с другими произведениями нарушается очень явно.

В данном случае, имея в виду наличие у Блейка взгляда на соединение Неба и Ада (у него есть даже трактат, помещаемый в этом же издании - "Бракосочетание Неба и Ада"), совершенно оправданным выглядит перевод последней строфы "Колыбельной" в понимании того, что улыбка Создателя есть улыбка ребенка, и она примиряет Небо и Землю. В то же время ни один из известных мне переводов не переводит эту строфу подобным образом. (См. мой перевод ниже).

Тем самым, нарушается принцип концептуальности, вводимый авторами издания для перевода, очень точный и верный принцип для перевода метафорических рядов.

Я пытался применять технику концептуализации для каждой строфы, то есть выяснять ее доминирующее содержание в оригинале и пытаться затем передать это доминирующее содержание в переводе. Например, строфа "A cradle song", начинающаяся словами "Sleep sleep...", содержит дважды слово "happy", которое в данном контексте я понимаю, что касается ребенка, как "счастье" (ребенок же не ведает о счастье), и "беспечности", "беззаботности", что касается его сна. (См. мой перевод ниже).

Излишнее нормирование, приглаживание стихов. Стихи Блейка, как замечает в предисловии А.Глебовская, порой грешат против норм стихосложения и норм литературного английского языка. В нашем понимании перевод должен воспроизводить все погрешности вместе с прелестями и сохранением самобытности.

К примеру, "The voice of the ancient bard" построено не на монотонном ритме, но ритм меняется подобно набегающей и откатывающей волне, где ритм поддерживается на протяжении двух-трех строк и меняется волнообразно циклами этих строк. Поэтому анормативность волнообразного ритма должна быть передана тоже ни в коем случае не нормой. (См. мой перевод ниже).

Невинность порой передается как упрощение оригинала. Невинность же ни в коем случае не есть лепет. Она есть выражение зрелым языком незрелых мыслей, наивных устремлений, мифов и иллюзий.

Например, перевод Степанова "The schoolboy" выглядит как шаловливо-ленивое нежелание идти в школу, тогда как в оригинале это раздумие по поводу скуки и бессмысленности не доставляющего радости долгого времени учебы. (См. мой перевод ниже).

Утрачивание песенности оригинала. Опускание при переводе восклицаний (О! или Ах!). (См. мой перевод ниже).

И самое принципиальное - отсутствие попыток переводить ассонанты оригинала как ассонанты перевода, не обязательно в тех же местах, но в том же стихе. Созвучия - техника стихосложения, встречающаяся не только у Блейка, но у Блейка она весьма эффектна и заметна.

Более того, пожалуй, только Бальмонт пытался еще как-нибудь соблюсти это требование для "Колыбельной". Речь о том, что колыбельная песня должна убаюкивать. Для этого в оригинале Блейка "A cradle song" есть обилие созвучий не только на конце строк, но и внутри их, которые неоправданно опускаются во всех мне известных переводах. (См. мой перевод ниже).

Строки же, содержащие смысловую нагрузку в своем звучании, тем более должны быть переведены согласно их звуковому смыслу:

The distant huntsman winds his horn, Рожка охотника звук где-то, (мой перевод)

THe diSTanT HunTSman winDS HiS Horn, РоЖКа оХотниКа ЗвуК где-то.

Наконец, неиспользование опыта предыдущих переводов. Я не хочу сказать, что весь опыт стоило использовать, но когда передо мной встал этот вопрос, я без сомнений использовал заимствованный из перевода Бальмонта ассонантный ряд в "Колыбельной": "Лунных ласковых лучей". (См. мой перевод ниже).

Не ставится задача сохранить семиотический строй песен. Все эти запятые и тире - весьма важная часть содержания звучащих песен. В моем переводе сохранен семиотический строй песен Блейка по изданию Dover Publications, inc., New York, 1992, которое воспроизводит "Песни невинности" в их издании 1789 и "Песни опыта" 1794.

Тем самым, я отстаиваю право невинности иметь свой опыт, неподвластный более позднему опыту, который исправляет свою предыдущую невинность. Именно поэтому, несмотря на более позднюю редакцию опытного Блейка времен "Песен опыта" (1794) "Песен невинности" (1789) с перестановками отдельных стихотворений из книги в книгу; невинность заслуживает той привилегии, чтобы в одном из немногих случаев следования по воле автора более поздней редакции, в данном случае его воле не последовать и возвратить издание к варианту времен его невинной воли.

Я не считаю, что мои переводы совершенны. Однако я не пытался приглаживать блейковский стих: там, где вы найдете "несовершенное" звучание у Блейка, вы найдете такое же "несовершенное" звучание и в моем переводе. Кроме того моя неопытность в смысле перевода в данном случае, в данном смысле песен невинности (жизни, стихосложения, звучания) лишь преимущество. Но независимо от литературного качества я пытался следовать метафорически-философскому смыслу и в самом звучании - созвучном, ассонантном блейковском звучании...

THE SCHOOL-BOY УЧЕНИК
I love to rise in a summer morn Люблю я летом на рассвете
When the birds thing on every tree; Птиц слушать щебетание;
The distant huntsman winds his horn, Рожка охотника звук где-то,
And the sky-lark sings with me. И жаворонка звучание.
O! what sweet company.

 О! Чудная компания.

But to go to school in a summer morn, Но в школу летом на рассвете,
O! it drives all joy away; О! Это гонит радость вон;
Under a cruel eye outworn, Там под жестоким взором дети,
The little ones spend the day Проводят день, как страшный сон
In sighing and dismay.

 Во вздохе ужас их и стон.

Ah! then at times I drooping sit, Ах! Было, я сидел уныло,
And spend many an anxious hour, Часы проводя беспокойного времени,
Nor in my book can I take delight, Не найдя удовольствия в чтении,
Nor sit in learning's bower, Ни в том, чтоб сидеть в помещении,
Worn thro' with the dreary shower.

 Изнурение - тоски представление.

How can the bird that is born for joy Как может птица для радости родиться
Sit in a cage and sing? Но в клетке петь и жить?
How can a child when fears annoy, Как может ребенок со страхом смириться,
But droop his tender wing, И слабые крылья сложить,
And forget his youthful spring?

 О юной весне забыть?

O! father & mother, if buds are nip'd О! Отец и мать! Если цвет сорвать
And blossoms blown away, И в зародыше убить,
And if the tender plants are strip'd Иль если слабые ростки попрать
Of their joy in the springing day, Во время радостной весны сгубить,
By sorrow and cares dismay,

 Печалью, ужасом заботы наградить,

How shall the summer arise in joy, То как настанет лета зной,
Or the summer fruits appear? Иль как созреет спелый плод?
Or how shall we gather what griefs destroy, Иль как мы соберем разбитое бедой,
Or bless the mellowing year, Благословим ли зрелый год,
When the blasts of winter appear? Когда пора зимы придет?


THE VOICE OF THE ANCIENT BARD ГЛАС ДРЕВНЕГО БАРДА
Youth of delight, come hither, Юный восторг, приди же,
And see the opening morn, И видь рождающийся свет,
Image of truth new-born. И истины рассвет.
Doubt is fled & clouds of reason, Развеялись сомненья и разума туман,
Dark disputes & artful teazing. Неясные споры и ловкий обман.
Folly is an endless maze, Глупость - бесконечная путаница,
Tangled roots perplex her ways. Путаница - беспутная спутница,
How many have fallen there! Спутали корни многих в пути!
They stumble all night over bones of the dead, О мертвые кости всю ночь спотыкаясь,
And feel they know not what but care, Они как бы могут идти,
And wish to lead others, when they should be led. Ведут за собой, в провожатом нуждаясь.


A CRADLE SONG КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Sweet dreams form a shade Сладкий сон сенью скрой,
O'er my lovely infant's head; С головой дитя укрой.
Sweet dreams of pleasant streams Сладкий сон, славный ручей
By happy, silent, moony beams.

 Лунных ласковых лучей.

Sweet sleep with soft down Сладко спи с мягким пушком,
Weave thy brows an infant crown. Чело оплело твое венцом.
Sweet sleep, Angel mild, Сладко спи, тихий Ангел рядом,
Hover o'er my happy child.

 Парит над моим счастливым чадом.

Sweet smiles in the night Со сладкой улыбкой ночью спать
Hover over my delight; И над восторгом моим витать;
Sweet smiles, Mother smiles, Со сладкой улыбкой станет мать
All the livelong night beguiles.

 Длинную ночь напролет коротать.

Sweet moans, dovelike sighs, Нежный вздох, томный стон,
Chase not slumber from thy eyes. С глаз твой сон не гонит он.
Sweet moans, sweeter smiles, Сладость улыбки томный стон,
All the dovelike moans beguiles.

 Нежный стон прогонит вон.

Sleep sleep, happy child, Спи усни, счастливым сном,
All creation slept and smil'd; Все с улыбкой спят кругом;
Sleep sleep, happy sleep, Спи усни, беспечно спать,
While o'er thy mother weep.

 Пока над тобою плачет мать.

Sweet babe, in thy face Милый младенец, облик твой
Holy image I can trace. Я узнаю как лик святой.
Sweet babe, once like thee, Милый младенец, похож на тебя,
Thy maker lay and wept for me,

 Твой создатель оплакал меня,

Wept for me, for thee, for all, Оплакал меня, тебя, и всех нас,
When he was an infant small. Оплакал в его младенчества час.
Thou his image ever see, Образ его ты увидишь везде,
Heavenly face that smiles on thee,

 Облик небес то улыбка тебе,

Smiles on thee, on me, on all; Улыбка тебе, мне, и для нас;
Who became an infant small. Того, кто пришел в младенчества час.
Infant smiles are his own smiles; Улыбка ребенка на нем играет;
Heaven & earth to peace beguiles. Небо и землю она примиряет.


THE TYGER ТИГР
Tyger! Tyger! burning bright Тигр! О тигр! В лесу ночном
In the forest of the night, Зверь, пылающий огнем,
What immortal hand or eye Вечный кто тебе воздал,
Could frame thy fearful symmetry?

 Страх соразмерности создал?

In what distant deeps or skies Из глубин или небес
Burnt the fire of thine eyes? Глаз твоих огонь воскрес?
On what wings dare he aspire? Как к тебе нашел он путь?
What the hand dare sieze the fire?

 Кто посмел его вдохнуть?

And what shoulder, & what art, Чья рука и чей размах
Could twist the sinews of thy heart? Твое сердце сжал в тисках?
And when the heart began to beat, Порождая сердца стук,
What dread hand? & what dread feet?

 Поступь страха из чьих рук?

What the hammer? what the chain? Что за молот? Что за печь?
In what furnace was thy brain? В цепь твой мозг смогли завлечь?
What the anvil? what dread grasp С наковальни чей ухват
Dare its deadly terrors clasp?

 Смертным страхом смел объять?

When the stars threw down their spears, Когда небо лило слезы,
And water'd heaven with their tears, Стрелы вниз бросали звезды,
Did he smile his work to see? Ты ль виной улыбки был?
Did he who made the Lamb make thee?

 Того ль, кто Агнца сотворил?

Tyger! Tyger! burning bright Тигр! О тигр! В лесу ночном
In the forest of the night, Яро пышащий огнем,
What immortal hand or eye Кто бессмертный смел свершить,
Dare frame thy fearful symmetry? В соразмерность страх внушить?


THE FLY МОТЫЛЕК
Little Fly, Мотылек,
Thy summer's play Твой летний пыл
My thoughtless hand Рука смела
Has brush'd away.

 Бездумно в пыль.

Am not I Не есть ли я
A fly like thee? Как мотылек?
Or art not thou Не ты ли мне
A man like me?

 Живой намек?

For I dance, Я танцую,
And drink, & sing, Пью и пою,
Till some blind hand Пока рукой
Shall brush my wing.

 Не смнут слепою.

If thought is life Коль мысль есть жизнь
And strength & breath, Сила и дух,
And the want И бездумность
Of thought is death;

 Смертный недуг;

Then am I Тогда и я
A happy fly, Как Мотылек,
If I live Толи жив
Or if I die. А толи мертв.

Сергей Дацюк

Проект "Культурные провокации"