ФЕНОМЕНОЛОГИЯ БУДДИЗМА

Христианство есть доктрина в пределах физического существования. Все метафоры христианства (ветхого и нового завета) не выходят за пределы очезримой реальности. Образ рая и ада как потустороннего мира формируется за счет метафор повседневности, и "Божественную комедию" Данте можно считать пределом воображения "нереального".

Не считая некоторых экзотических мотивов это же можно сказать и об исламе.

Из широко распространенных религий единственной концепцией в корне меняющей отношение к реальности является буддизм. Его отличия существенным образом вытекают из самого основания буддизма.

Вера западных религий, верификация науки и верность буддизма - основные метки осознания реальности. Причем имеются в виду не некоторые явления культуры, а именно фундаментально концептуальное содержание самого способа жизни: скажем для Запада наука есть и искусство, и практика, и культура вообще.

Вера есть интенция выхода за пределы реальности, но в пределах самой реальности. Метафорические указывания, связи и подобия позволяют формировать интенцию веры, отсылая к Богу, но не предоставляя Бога. Бог есть верховный учитель, от которого его земные пророки-учителя "несут весть", "пророчествуют откровения", "обращают в веру". Бог недоступен для понимания, но постигаем (достигаем) в вере. Поэтому вера не выходит за пределы реальности, но полагает лишь интенцию такого выхода, влечение к нереальному, непостижимому, недостижимому.

Верификация есть представление Бога на парадигмальном уровне, то есть на уровне данного развития теоретических концептов науки. Наука есть общедоступная форма передачи знания через рефлексию. Наука рефлектирует (отражает) реальность, добиваясь все большей и большей рефлексии (верификации), то есть сходства знания и реальности. Наука рефлектирует (научает) знанию всех, и само знание является общедоступным. Наука рефлектирует (передает) знание от учителя к ученику, где само отличие ученика от учителя со временем стирается. Сами инструменты науки рефлектируют (посредством рефлексии и ее верификации) реальность в ее причинной взаимосвязи. Наука рефлектирует (полагает) знание в реальность, преобразовывая реальность и подчиняя ее себе в пределах познанного. Наука не выходит за пределы реальности даже в гипотезах.

Глубинное противоречие эзотерических учений в их сознательном и преимущественном использовании харизмы учителя, как связанного с потусторонним, нереальным, наряду с попыткой привнести нечто совершенно иное, нежели сама харизма учителя. Эмоциональная захваченность учителем позволяет достигать того нереального, что достигает учитель. Захваченность - единственный способ преподать эзотерическое учение массово. Однако массовость предполагает необходимость выработки некоторых рефлективных инструментов, которым можно научить, которые можно преподать другим. Однако именно в этом теряется эзотерический смысл, так как массово эзотерически нереальное не достигается, и для большинства превращается в обман. Эзотерика - попытка совместить наукообразность с религией, попытка пока малоэффективная.

Эзотеризм - чисто западный феномен. Эзотеризм удерживается на уровне ритуала отсечения непосвященных за счет статуса недоступного знания и правил доступа к знанию. На Востоке такое ограничение знания никогда не связано с внешними статусными запретами, а скорее с внутренней неготовностью к такому знанию, однако само приготовление общедоступно. Эзотеризм выставляет наукообразность для непосвященных, и веру - для посвященных. Эзотеризм - тупик, не являющийся самостоятельным направлением, берущим многое из буддизма в том числе. Однако задача наша в том, чтобы показать принципиальное отличие буддизма от веры, науки и эзотеризма.

Буддизм не отрицает верификацию, он считает ее неважной, незначимой. Буддизм не отрицает веру как способ постижения знания, но считает ее возможности ограниченными. Буддизм терпим к любой вере, любому убеждению, он считает их просто предварительной подготовкой, подступом к знанию. Существует даже упражнение в практике буддистов - сомневаться в реальности Будды. Главное для буддизма вера в учение, или еще точнее, верность учению Будды, но не самому Будде. (Что наводит на мысль о своекорыстии всех эзотерических учителей). Дхарма (учение-текст) едина и не зависит от подготовленности ученика-буддиста. Захваченность учителем отринута дважды - в том, что текст столь же несет знание, как и учитель, то есть не учит, но лишь указывает путь для научения, поскольку, и это вторичная отринутость учительства, само научение - предельно индивидуализовано в медитации.

Буддизм ставит вопрос о нереальности реального и о реальности нереального. Буддизм впервые ставит вопрос о достижении нереального в специальной технологии - "медитации". Медитация есть не просто погружение в веруемое, но принципиальное изменение сознания, которое должно научиться пользовать не метафорами повседневности для веры и не верификацией с реальным, но обретенным опытом реальности нереального, которое становится более реальным, нежели посюстороння реальность.

Буддизм не выставляет долженствования некой цели или задачи совершенствования, но уважает выбор того или иного пути совершенствования. Нирвана (часто объясняемая как погружение в состояние невозмутимого покоя, где отсутствуют страсти и желания, самими буддистами объясняемая через отрицательные определения чувственного мира) есть просто достижение иной реальности безотносительно к миру реального чувства или чувству реального. Поэтому описание Нирваны через отсылку к чувственному содержанию некорректно. Нирвана - эпизодический прорыв за пределы Кармы, за пределы времени. Причинно-временные определения не годятся для Нирваны. Нирвана не есть ничто, поэтому не сходна с самоубийством. Нирвана есть иная реальность, а не утрата реальности вообще. Нирвана не может быть определена, но лишь интенционально указана, то есть ее содержание феноменологично, а не рефлексивно.

Содержание четырех истин Будды направленно, интенционально, оно проникнуто одним восходящим пониманием: 1) есть страдания; 2) есть причина страданий; 3) эта причина - существование желаний, страстей; 4) существует путь ухода от страданий. Путь ухода, так называемый "восьмеричный путь", интенционален по своему внутреннему содержанию - правильное поведение, правильное видение, правильный образ жизни, правильная речь, правильное направление мысли, правильные усилия, правильное внимание, правильное сосредоточение. "Правильное" не означает по некоторым правилам, но означает по одному и тому же направлению выхода за пределы чувствуемой реальности.

Будда сделал по отношению к индуизму при все внешнем сходстве принципиальное иное, нежели Христос по отношению к иудаизму. Внешнее сходство - спасение, освобождение от страданий - осуществлено принципиально иным образом. Христианское спасение есть заслужить прощения ценой рефлексивного выбора правильных (именно по этическим правилам, заповедям) поступков своей жизни.

Рефлексивность христианского учения просвечивает даже постольку, поскольку главное основание - христианская любовь к другому - эмпатично. Эмпатия и рацио противостоят лишь внутри самой рефлексивной традиции, однако и эмпатия, и рацио есть лишь разные способы предметных оппозиций реальности. Вера пытается обнаружить единство рационального и чувственного на чувственном основании (любовь). Наука обнаруживает такое единство на рациональном основании (верификация). Однако же рефлексивность веры не обладает самоинтерпретацией, поэтому теология была неизбежным тупиком, либо вырождающимся в науку, либо возрождающимся в веру (эмоциональную окраску "вырождаться - возрождаться" можно поменять по собственному усмотрению). И только рефлексивность науки обладает самоинтерпретативным отношением самости.

Учение Будды, наоборот, - феноменологично. Гуссерль лишь попытался применить феноменологию, очевидно почерпнутую из технологии медитаций, к рефлексивному опыту для усовершенствования этого самого рефлексивного опыта, но отнюдь не для выхода за пределы чувственной реальности. Именно поэтому феноменология Гуссерля осталась западным феноменом.

Вера опрокидывает реальность в нереальное; рефлексия науки опрокидывает реальность на саму себя; буддизм опрокидывает нереальное на реальность. Однако здесь возникает несколько трудностей в интерпретации буддизма. Трудность времени, трудность Бога, трудность смутности и трудность продвижения духа.

Трудность времени связана с исключительно неверным представлением времени. Воплощения души или "монады" есть всего-навсего лишь проекция на линейную ось времени существования души или монады. Душа всегда находится во всех своих воплощениях, и не претерпевает причинных изменений. Причиной по отношению к природе, к эмпирической реальности и причиной в межчеловеческих отношениях является лишь сама монада, которая именно так, а не иначе структурирует природу и отношения поступающего человека с другими людьми. Карма поэтому есть не причинная зависимость воплощений и не некоторая задача или программа для этой монады или для этой инкарнации монады, но опричиненное этой монадой взаимодействие с реальностью. Карма собирает душу воедино.

Трудность Бога есть неверное представление о Боге, который вмешивается в событийный ряд или полагает законы мироздания. У Бога есть более тонкие инструменты, чтобы не действовать так грубо. Выход представления за пределы времени и причинности уже позволит понять, что дух, представленный восходящими монадами, и есть тот Бог, которого они не в силах постигнуть в силу затемненности твердостью, плотностью, ясностью своего физического существования. Сознание не в состоянии прорваться за пределы реальности именно в силу твердой ясности своей реальности.

Трудность смутности есть спорное представление о реальности, сосредоточении на реальности, истолковываемое в смерти. Как будто после смерти тот же Бог осуществляет соразмерный вечности суд и допускает или не допускает души в Свет. В действительности же - сами души не в состоянии проникнуть за пределы своей реальности, потому что иную реальность воспринимают смутно, неясно, неявно. Их никто не останавливает, они сами дальше не способны пойти. Их сознание низвергается в физический мир к феноменологически привычной для них физической плотности и явности. Обретение явности иной реальности связано с трудностью продвижения духа. Восьмеричный путь Будды - не что иное, как противостояние смутности иного, обретение сосредоточения по направлению к иному; но не сосредоточения рефлексии, которая привязана к этой реальности, и для которой сосредоточение есть лишь акцентуация на некоторой части, некотором направлении реальности. Правильное сосредоточение есть сосредоточение на отвлечении, отходе от привычной реальности, на преодолении смутности восприятия иной реальности. Медитация и есть процесс сосредоточения в направлении этой иной реальности, доходящего до высшей своей ступени - нирваны. Нирвана - не покой, как это иногда пишут в солидных исследованиях. Нирвана - это покой в реальности, но беспокойство об ином, беспокойное действие в этой реальности.

Трудность продвижения духа есть трудность обретения развитой феноменологии сознания без рефлексивного опыта. Зададимся вопросом, почему же "просветленные" снова возвращаются в мир в последующем воплощении, если они обрели свет. Очевидно они обрели нечто одностороннее, а именно феноменологическую способность проникновения в нереальное, но отнюдь не умение работать с ним, не умение совладать с этим иным, нереальным. Такое умение совладать с нереальным может дать лишь опыт рефлексии, западный опыт науки. Подлинное продвижение к свету поэтому есть не просто научение феноменологическому опыту проникновения в иное, но и рефлексивному постижению данной посюсторонней реальности как опыту для последующего после проникновения в иное рефлексивному постижению потусторонней реальности. Вот почему в буддизме требуется не сразу переходить к "медитациям", но приобрести опыт греховной жизни. Это поверхностный взгляд, и если помыслить его соответственно его основанию, то должна иметься в виду не просто греховная жизнь, но именно рефлексивный опыт. Мне кажется, это и есть то, что Будда называл "серединный путь".

Проникнуть в иную реальность - перестать думать, умерить рефлексию. Западный человек задается вопросом: зачем мне это без рефлексии? В то время как восточный человек ставит вопрос: а зачем мне рефлексия? Нужна ли рефлексия в этой иной реальности, и если да, то как ее туда протащить? - вот та постановка вопроса, общая и для Запада, и для Востока.

Свет не цель, и сам путь не цель. Цель вообще есть причинное, связанное с временем представление. Верность пути есть верность своей самости как обретенное и обретаемое отличие своей монады от остальных монад и прорыв туда, где это отличие монад уже не важно, где все огни огонь, и все монады монада.

Сергей Дацюк

Проект "Культурные провокации"