ЧТО СКРЫВАЕТ ЯЗЫК?

Реальное положение вещей, представленное языком, есть нереальная и невещная данность бытия. Если язык и дом бытия, то бытие не есть ни интерьер этого дома, ни его фундамент. Оно хозяин его, который никогда не отождествляется ни с какой частью дома.

Реальность есть данность бытия в вещи через пространство и время. Противопоставление "бытие - ничто" порождает противопоставления "тождество - различие", "одно - другое", "утверждение - отрицание", "активное - пассивное". Реальность наполняет бытие вещным содержанием сокрытого тождества: вещь существует и относится к иной вещи. Язык воспроизводит лишь эту фундаментальную двойственность: существовать и относиться, одно слово - другое слово, субъект - объект, утверждение - отрицание. Язык вынужден мерить мир через существование вещи и отношение бытие - ничто (утверждение - отрицание).

Существование не может быть представлено как истина. Истина проявляет себя лишь как отношение нечто к иному, своему атрибуту или иному нечто. Суждения существования не есть истинные вне их референции к реальности. Но референция не является тождественной самому суждению существования. "Нечто есть" или "иное есть" не могут быть ни истинным, ни ложным суждением, таковым является лишь суждение "нечто есть иное".

Ноумен не является простым отражением вещи. Ноумен неизбежно указывает не на реальность, а на виртуальную реальность, которая предполагает необходимость выяснять свою релевантность (допустимость, аналогично существованию в реальности) и референцию (соотносимость, аналогично отношению в реальности). Ноумен удерживает реальность в качестве виртуального отношения к ней.

Именно поэтому возникает проблема истины. Реальность всегда истинна. Виртуальная реальность допускает ложь в качестве главного условия своего существования. Ложь суть нереферирующая виртуальная реальность и главное отличительное свойство человека. Она - допустимость новизны и идеального. Истина не есть реальное отношение, во всяком случае отношение сознания к реальности. Истина есть внутреннее отношение виртуальности сознания к его же реальности, есть интерпретативная способность мозга, обнаруживающаяся в многократной референции между полушариями. Внешнее отношение сознания к реальности может быть представлено как истинность (в отличие от истины), то есть реферирование, структурированное отношение касательно перечисленных шести структур самой реальности.

Однако атрибут нереферирования для виртуальной реальности не является ее содержанием. Ложь не является действием, имеющим содержательную природу. "Я лгу", если не указано дополнительное содержание, является пустым изречением, столь же непарадоксальным, как и фраза "Эта фраза ничего не говорит". Истинность необходимо должна быть положена не в качестве экзистенциального, но в качестве релятивного содержания. Причем, обе стороны этой реляции должны быть четко определены.

Более того, язык не является ни ложным, ни истинным. Ложь или истина возникает из отношения язык как виртуальная реальность - реальность. Язык же утверждает реальность в качестве существования вещи, и это существование вещи дано как высказывание слова, а отношение между вещами в языке преобразовано в отношение между словами. Неадекватность этих различных отношений - вещей и слов - и есть ложь или истина.

Может показаться, что таким универсальным средством установления истинности является диалектика. Однако диалектика, полагая дуализм синтеза тезиса и антитезиса, не позволяет говорить об истинности потому, что делает истину абсолютной и порождает иллюзию всепонимания. Диалектика уступает место иному инструментарию не потому, что неистинна, а потому, что она не предполагает иных истин. Хайдеггеровская метафизика побивает диалектику именно парадоксальностью выговаривания иных истин.

Поэтому общая представимость этого отношения допустима лишь в парадоксе. Всякий парадокс - истина, и всякая истина - парадокс. Проблема возникает лишь в понимании парадокса как казуса, а не как истины. И вот это неприемлемо... Парадокс - не казус, а энергетика истины, путь в истину.

Язык скрывает свою экзистенциальную вещную суть. Всякое выражение языка есть указание на существование чего-либо. Большая часть логики (формальная логика, исчисление предикатов, модальная логика и некоторые иные ее разделы) являются экзистенциальной логикой. Операционализация в этой логике возможна через соотношение часть-целое (одна часть "и" другая, одна часть "или" другая, из одной части "следует" другая, из целого "следует" его часть, из всех частей "следует" целое). Модальная логика исследует модальные градации экзистенции. Нечто существует возможно, действительно или необходимо. Отношение, являясь определением операционализации, никогда не является предметом операционализации.

Диалектическая логика как релятивная логика редко исследуется на предмет операционализации. Ее основной предмет, отношение, не операционализируется в ней по причине устанавливаемой в ней сложности подобной операционализации. Формальная же логика не исследует отношение по причине ее теоретического неприятия как формы мышления. Язык скрывает эту диалектичность, и устанавливая отношение в себе самом как язык-метаязык, он окончательно запутывает все дело.

Помещение смысла для понимания сути дела в интенциональные акты мышления Гуссерля не проясняют дело, ибо требуют каждый раз довольно сложного анализа в расчленении мыслимого содержания на акты и напряжения в схватывании неязыкового внутреннего содержания мышления, на которое не каждый способен.

Удачные попытки распутывания смысла связаны не с употреблением языка, а со сравнением различных языков, и их экстенсиональных подходов к проговариванию некоторого общего содержания. Но уже в этих удачных хайдеггеровских попытках обнаруживается ограниченность не столько самого языка, сколько адресата, которому текст пытается нечто объяснить. Ведь такой способ предполагает доверие к автору в том, что он верно знает сравниваемые языки и верно их сравнивает, но именно это и является проблематичным и невоспроизводимым для каждого.

Язык скрывает также и принципиальное различие отношений между словами и отношений между вещами даже в истинных высказываниях. То есть, даже для реферирующих виртуальных реальностей имеет смысл их различная релевантность. Таким образом, язык скрывает неоднородную релевантность высказываний. Истинность, будучи положена в качестве отношения виртуальная реальность - реальность, не только референтна, но, прежде всего, релевантна.

Язык скрывает многоуровневой характер реферируемой им реальности (наличие разных реальностей) и, в конечном итоге, неоднородную релевантность своих различных высказываний. Язык релевантно неоднороден. Каждый раз он оставляет нас в неведении относительно "подразумеваемого", но не высказанного, относительного безразличия имеющего "отношение к делу" и "не имеющего отношение к делу".

Разделенность субъекта и объекта в языке скрывает их неразрывную целостность в реальности так, что активность или пассивность не есть их действительное определение, а отношение между ними, выраженное через предикат, есть атрибут, равномерно принадлежащий каждому из них. Неравномерность предикативного отношения субъекта и объекта связана не с подобным отношением в реальности, а с вещным представлением субъекта или объекта, в результате чего, один может быть частью другого, или активным по отношению к другому. Поэтому язык скрывает объективное предметное равенство реальности, которая не суть объект и не суть субъект.

Язык скрывает то, что действие вовсе не является порождаемым субъектом по отношению к объекту, но принадлежит им равномерно как их общий атрибут, поэтому для всякого действия должны быть выяснены обе стороны отношения объектов, которое оно охватывает. "Рогатый силлогизм" построен именно на сокрытии этого - "то, что ты не терял, ты имеешь; ты не терял рогов; следовательно, ты имеешь рога"... Эта равномерность принадлежности атрибута субъекту и объекту действия указывает на то, что между двумя или более объектами никогда не существует подчиненной связи, так что другой объект может быть поглощен предикатом первого объекта, и никогда не существует рядоположенной связи, так что объекты могли бы быть перечислены в одном множестве.

Превращение действия в равномерный атрибут субъекта и объекта мы будем называть атрибутированием, и рассматривать действие как общий атрибут субъекта и объекта, а их самих как просто два объекта. Ибо для языка имеет значение то, что для собственно реальности значения не имеет, коль скоро связь отношения осуществлена в одном и том же мире: "человек ли убил быка" или "бык был убит человеком" равнозначно тому, что "в мире есть реальное отношение между быком и человеком - такое, что бык оказался убитым при посредстве человека в этом мире".

Язык превращает событие в действие, которому в глаголе придается характер слова-объекта. Однако глагол-действие-событие вовсе не является фактом. Требование факта или фактичности рождается не из произвольного желания точности выражения, не из желания оценки некоторого события относительно другого события, не из влияния на практические события или конкретные последствия (скажем, в юриспруденции). Требование фактичности рождается из того, что сам язык становится человеческим событием, соразмерным любому другому событию эмпирической реальности. Именно в этом смысле он - "дом бытия". Язык, понятый как "дом бытия", вынуждает рассматривать себя как отдельную виртуальную реальность, наравне с другими виртуальными реальностями, по отношению к каждый раз выясняемой актуальной реальности. Это "каждый раз выяснение" и есть суть сказа.

Как язык скрывает фактичность? За счет иллюзии глагола. Это отношение понимается так, что действие не является объектом рассмотрения. "Я иду домой" - представляет собой "Я" - объект, "иду" - атрибут (действие) объекта "Я" и "домой" - атрибут (цель) объекта "Я". Язык же спрашивает "иду куда?" и "домой" рассматривает как ответ в атрибутивном виде для объекта "иду". Различие языкового дискурса и дискурса эмпирического имеет решающее значение при переводе из языка в язык и понимании для поступка. Язык скрывает этот свой отрыв от реальности тем, что он (язык) никогда не выступает сам по себе, но всегда со средой своего анализа, которая выясняется из контекста.

В работе "Языковые парадоксы" я показывал, что парадокс о брадобрее строится именно на разрыве дискурса языка: высказывания и эмпирического содержания высказывания. Если это заметно сразу - скажем, в высказывании "брадобрей бреет и не бреет себя", высказывание объявляют противоречивым в языке. Если высказывание оказывается на грани между дискурсивным различием - скажем, высказывание налагает некоторое условие, коему эмпирическая реальность вынуждена следовать, и эта следование противоречит высказыванию, то такое высказывание называют парадоксом. Хотя при этом меняется лишь то, что путь референции удлиняется через реферирование к внешней (эмпирической) реальности. Как только язык объявляет себя нереферирующим, несоотносящимся с эмпирической реальностью, и порождает некоторое высказывание, он тем самым меняет среду своего анализа, и тем самым порождает парадокс для тех, кто не заметил или не признает такой отмены референции языка к эмпирической реальности. Поэтому язык скрывает эти случаи или моменты превращения себя как виртуальной реальности из реферирующей в нереферирующую и наоборот. Проблема означаемого и означающего, насколько мне удалось ее выяснить из структуралистских исследований, не позволяет управлять "включением" и "выключением" значения в смысле референции. Но главное ограничение проблемы "значения" в том, что она не добирается до реального значения, то есть до значения на уровне виртуальная-актуальная реальность, оставаясь всецело либо в языке (грамматике), либо осуществляя референцию без управлением "включения" значения.

Процесс возобновляемого отличия виртуальной реальности от актуальной реальности безотносительно к субъект-объектному противопоставлению есть бытие. Это выражение есть ответ на вопрос Хайдеггера: "Почему вообще есть сущее, а не наоборот, ничто?" - в мной переформулированном виде "Как всему присуще быть?"1 Безотносительность субъект-объектного противопоставления не указывалась в философии, а пряталась: у Гуссерля - в интенционализирующее мышление, у Хайдеггера - в сказывающий язык. Однако и язык, и мышление скрывают вмещаемое ими субъект-объектное противопоставление тем, что представляют равномерную и однопозиционную допустимость субъекта и объекта.

Это свойство мысли и языка скрывать субъект-объектное противопоставление есть основное свойство реальности: безотносительно к наличию субъекта и объекта вмещать виртуально-актуальное отношение так, что не имеет значения усматриваем ли мы отношение новой диссипативной структуры к предыдущей, самой диссипативной структуры к процессу бифуркации, идеального к материальному, материального субъекта к материальному объекту - все это есть лишь виртуально-актуальное отношение самой реальности. Это отношение не сводимо к своему корпускулярному выражению вещности (субъект как вещь - объект как вещь). Сказ языка (у Хайдеггера) - та же вещь. И если философия пытается быть корректной, она должна искать иные способы интерпретации - полевой интерпретации.

Главная тайна языка - что он ничего не истолковывает, он лишь выражает то, что истолковывается помимо его, не на его территории, не его средствами, не для него.


1 Имеется в виду моя работа "Вопрос Хайдеггера".
Вернуться

Сергей Дацюк